Он обнимает возвратившуюся гостью. Она отстраняет взопревшее тело. Она — розовая. Он — коричневый. Интерпретация Рубенса в духе Пикассо: оба в шрамах и ссадинах; у нее на бедре белый контур неведомой державы — след кислоты или пигментация, у него на плече — пучок бородавок. Кубрик дезодорируется блевотным дыханием.
— Я разве тебе что-нибудь обидное причинил? Чем-то тебя занизил? — Леший пристраивается к изнуренной массе. Потные, они тотчас слипаются в два размягченных пластилиновых объема, которые, когда их расцепляешь, готовы увлечь с собой какую-то часть другого. Он запускает стоеросовые пальцы под шелковые трусы с рудиментами регул. — Я тебе — отец?
— Да. — Она отдергивает агрессивную конечность.
— Ну, так не препятствуй. — Он подкрепляет атаку второй рукой.
Королева вскакивает и передислоцируется в носовой отсек. «Я буду спать!» Черт садится на шконку и ласково шепчет: «Ты, доченька, заняла штатное место лоцмана. Усталый человек придет, а лечь — некуда. Он ведь может осерчать на тебя. Возьмет да и попросит освободить судно».
— Да куда же мне деться?! — революционным ором взрывается гостья. Металлический корпус диссонирует лающим рыданиям.
— А я тебе по-отечески посоветую. — Нечистый сентиментально сопит. — Ты, маленькая, трусики сними, мы все и уладим.
— Я с ним лягу. — Обмороженный корпус заполняет мою келью.
— Ты получала пригласительный билет? — Я выставляю ногу.
— Пожалуйста. Ты у меня первый. — К спине приваливаются фригидные руины. Липкая рука по-хозяйски касается моего бедра. Когда экспедиция может рапортовать об удаче, Королева начинает рыдать и задыхаться.
— Парень убежал, а в подвал что-то бросил. Спустилась: девчонка, года полтора, наверное, руки как белье отжатое перекручены.
— Кумтыква, нужна твоя помощь. У Королевы — инфаркт. — Бес появляется мгновенно. Он освобождает груди пациентки от ветхого лифа. Я продолжаю «созерцание нечистоты».
— Не надо! — кинематографично шепчет гостья.
— Да я не буфера твои хочу мять, а по-медицински помочь, — Шаландер мнет дряблые собачьи мордочки. — Ну, лучше тебе?
Мы оказываемся на топчане втроем. Королева перелезает через беса и оставляет нас вдвоем.
— Спите здесь, а я пойду туда. — Она фиксирует Портвейна. — К нему!
Я ассоциирую сюжеты Шило-старшего и начинаю хохотать. От меня обиженно отстраняются ягодицы соседа. Я перебрасываю ноги через шаландера и оказываюсь на палубе.
— На, на, подавись! — Меня смешит функция глагола, когда различаю на шконке в носовом отсеке задранные ноги и разведенную руками промежность. В ответ на смех Королева вскакивает и оглушает меня брандспойтом мата. Она атакует с бутылкой в руке. Я уклоняюсь. Сосуд ударяется о леер, о трап звенят осколки. В зеркале отражается встревоженная бесовская морда. Капитан по-прежнему безучастен.
— Я тебя убью, сволочь, чтоб ты больше не смеялся! — Гостья вооружается камбузным ножом и делает выпад. Я прыгаю навстречу и поворачиваю корпус, чтобы пропустить удар. Острие вспарывает судовой ватник. Захватываю запястье и загибаю его. Оружие падает. Делаю страшное лицо и подымаю нож. Королева как бы не верит в кровавый исход и всхлипывает:
— Я — все. Что ты хочешь?
— Убирайся! — Гостья натягивает платье на голое тело. Белье заталкивается в полиэтиленовый мешок.
— Видишь, дочка, как все нескладно. Не по-людски, — нравоучительным тоном вещает шаландер, закуривает и садится рядом с капитаном. — Привыкла буянить, тебя небось частенько как собаку выпинывают. А дала бы, как порядочный человек, и к тебе бы отнеслись уважительно.
На камбузе я подбираю мешок, видимо, Королевы, и вручаю ей. Оказавшись на набережной, она через плечо кидает его в воду. Вспоминаю, что мешок — Портвейна и именно в нем, очевидно, его ботинки и рубашка, поскольку он явился без них.
— Я тебе честно скажу, она психическая. Ей мужик, считай, ни к чему. — Загадочное лицо с хитрецой. Кумтыква словно бы поверяет мне тайны мироздания. — Ну, во-первых, что — у нее всю похоть алкоголь отбил, а второе, она привыкла давать только тогда, когда ей в харю натолкают.
Он как бы незаметно следит за моей реакцией, готовый поменять станс. Однако, обнадежившись моей улыбкой, обличает.
— Ага! Она без мордобоя и не кончит. Да, у меня были такие. Одну за волосы тяни, другой уши рви. Всякая, знаешь, разная придурь у баб развивается. Одну, скажем, пацанкой, елдой напугали, другая подсмотрела, как батя мамане вдувает.