Остров

Когда Серафим с семьей переехал в Пьяноводск, Серега с Волькой переписываются. Послания их обширны: в них — проза. Ребята сочиняют фантастический роман о доисторической эпохе. В нем — пришельцы из космоса, земная цивилизация, обреченная на гибель, ящеры. Войны. Жажду принять участие в творчестве — не принимают. «Ты не созрел, отрок».

Вепрь приглашает нас к себе. Жилище его, оказывается, на краю города. Это общежитие. Оно в конце Безжалостного острова. Дальше — кладбище и пустырь, река кладбищенская. Залив. Дальше — некуда. Жилище — комната, скудная метрами и тесная от малого, впрочем, количества мебели. Из всего увиденного наиболее потрясает нас черная металлическая фигура Дон Кихота. Подробная во всех деталях рыцарской экипировки, она вооружена шпагой. Восхищенных штамповкой, волнует нас одно: шпага! Может ли ее применять Дон Кихот? Обхаживаем рыцаря. Подбираемся. Еле сдерживаясь, не решаясь трогать, спрашиваем: «А шпага вынимается?» Улыбаясь, Серафим выдергивает оружие и шутя колет нас в живот по очереди, восклицая: «Я попаду в конце посылки!»

На стол поданы пельмени. Это нечто несъедобное для человека — считаем мы. Так же, наверное, как мама. Вернее, вначале она, потом — мы. Надо ли их есть? Можно ли? С одной стороны, охота пожевать то, что не принято, с другой — вроде и неприятно. «Можно не есть пельмени? » — шепчу маме на ухо. Кивает головой, будто не могла дождаться моего вопроса, и Вепрю: «У него что-то с желудком». Серега ест пельмени, хотя могло быть все наоборот.

— Знаете, Дима, встреченные люди вносятся в ячейки нашей памяти, подобно химическим элементам. Нашел — записал. Не встретишь — прочерк. Хотя все возможно, вот разве что неизвестно, от тебя ли возможности этих встреч зависят. Вепрь ведь был редчайшим человеком в наших таблицах. Он явился личностью, продемонстрировавшей не только гениальность (и не в чем-то одном), а самоуничтожение своей физической оболочки вкупе со всеми дарами. Я бы сравнила это с человеком выдающейся физической силы, который навешивает на себя все новые и новые тяжести. И вот, надорвавшись, богатырь падает. И нет уже ни сил, ни воли — глаза. Горькие глаза. Вепрь из тех людей, которые одарены настолько, что не могут реализовать свои данные, потому что не успевают себя собрать, приучить к дисциплине, а их уже распирает самовыражение. Вы знаете, я не хочу вас огорчить, но ваш брат в этом очень похож на Серафима.

Карьера Вепря была ослепительной и недолгой. Закончив свою учебу, получив степень в подтверждение учености, он получил хорошее назначение в Пьяноводск. Там же четырехкомнатную квартиру. Через неделю по приезде его знали все таксисты и официанты города. Через месяц один из его заочников сообщил руководству, что Серафим получает компенсацию за фиктивные зачеты. Первое — вымели из рядов. Второе — разжаловали.

Теперь Серафим приезжает в Петрополь производить займы. Он оказался должен значительные суммы большому количеству людей. Наташа мобилизует себя на вязание и переписку, с тем чтобы как-то сократить долги. Вепрь останавливается у нас. Ночует в тети Настиной комнате, где обитаю и я, потому что лето и наши отдыхают в Пузырьках. Кровать Невенчанной — старая, с отвинчивающимися шарами и шариками. На колесиках. Когда укладываюсь на ней, то чувствую себя диснеевским Дональдом, шлепнувшимся киту на спину. Серафим, разобрав раскладушку, присаживается на край кровати. Склоняется ко мне. Целует в лоб. Щекой, словно ежом, трется. Он хочет как-то восполнить мне отца (...мой папа, милый!). Я — засыпаю.

Вепрь практиковал совершение покупок, минуя очередь. Это у него получалось, будто он — бестелесный. Готовясь отправиться домой после очередного рейда за деньгами, Серафим пытался взять билет вне очереди. Некий гражданин, обнадеживающей комплекции, вознамерился удержать Вепря, подкрепив силу словом: «Я таких бил десятками». Не тратя времени на церемонии, не доставая макушкой плеча гражданина, Серафим сжал его руку, а ноздри Вепря раздулись: «Выйдем?» Настроение гражданина изменилось, он проглотил слюну: «Молодой человек, вы — боксер?»

Не всегда ночуя у нас, Вепрь дремал на вокзальных скамейках. Как-то он посетил нас после такой ночевки. Глаз его оказался подбит и вместе с рассеченной бровью производил впечатление загадочности: так двигался он, глаз, черный в красном яблоке под синим веком. «Нашла коса на камень», — сказала мама.

Не набрав необходимой суммы, Серафим учинил кутеж в «Меркурии», созвав всех своих кредиторов. Напившись, он стал набрасываться на них, оглоушивая бутылками и блюдами. «Эти подонки прыгали в окно, — улыбался он, сидя с подушкой. А я? Я поливал их шампанским».

После он бросил все свои дела и уехал на юг к матери, которая заранее перебралась в родные места и подготовила сносные условия для всей семьи.

VIII