Остров

Конечно, олени чувствуют близкое присутствие человека, запах костра, какую-то неявную подлоту и опасность местности, в которой они очутились. Они идут медленно, осторожно. Но силуэты упряжек на холмах сзади пугают их почему-то больше, чем запах тлеющего огня где-то сбоку. Наступает момент (это видно), когда стадо решается проскочить мимо неявной опасности, чтобы избежать явной. Порыв надежды увлекает оленей вперед, они чуть убыстряют шаг – и попадаются.

И если до этого момента все происходит неправдоподобно медленно – так медленно только холод древнего торфа сочится через ноги в позвоночник – то едва олени минуют какую-то невидимую черту, за которой их движение становится бесповоротным – как все ломается. Все убыстряется до неправдоподобной быстроты бешеного бега оленей, охваченных паникой. Из серых, чуть выше колена, кустиков тундровой ивы вдруг позади стада возникает множество: осипшими от холода голосами оно испускает истошные вопли Существа, выстреливая в оленей первый заряд страха. Те, словно подхлёстнутые, бросаются вперед, тут только замечая, что окружены, что – сетка, и повсюду вокруг – хрипло орущие. Машут руками, бегут, нагоняют, ревя так, что стынет кровь в жилах. Словно молния страха, олени с грохотом перехлестывают через речку меж двух рядов недоброй и всё сужающейся сетки Существа, взмывают на бугор – и оказываются в невидимой ранее, загодя выстроенной западне кораля. Здесь – прочно вкопанные столбы и сетка из железа. Правда, незаделанная стенка кораля, в которую ворвалось стадо, шириной никак не меньше пятидесяти метров, и кабы олени знали, что если они, полторы тысячи, грянут назад, то остановить их не сможет никто, ибо в движении стада есть неумолимая, тяжелая, убийственная сила лавины…

Но они уже побеждены страхом. Зная это, люди неспешно ставят загородку. Отныне для оленей путь на волю один – по узкому ходу, напоминающему спиралевидный туннель улитки, через шлюз дверей, через неминуемое подчинение воле Существа.

Стадо, загнанное в кораль, вызывает жалость: олени не понимают, что с ними произошло, почему замкнулся круг их движения, почему бег не приносит им свободы!?

Час за часом они бегут, всё быстрее и быстрее, надеясь, быть может, что скорость разомкнет сомкнувшийся мир. Вскоре они выбивают почву до земли, до камней. Сталкиваются, бьются рогами и боками, иногда падают, и тогда на них валятся другие, треща копытами по ребрам. Видны разбитые морды, содранные с молодых рогов красные ошмётья кожи, залитые кровью спины, бегущие ноги и рога, рога, рога…

Остановить это движение невозможно. Изнемогшие от бега, бывает, отходят несколько в сторону и некоторое время, пошатываясь, бредут, вывалив язык, чтобы через пять минут вновь присоединиться к коловращению стада. Ибо жизнь оленя – движение. Они бегут день и ночь, всегда в одну сторону – по кругу солнца. Если попытаться остановить их или развернуть вспять, они обезумеют и разнесут кораль. Но такой шанс – на волю через безумие – предусмотрен только для людей. Мы слишком по-разному воспринимаем мир – Человек и Олень. Поэтому, например, человеку кажется, что идёт просчет стада и прививка, а олени знают, что их настигла смерть и бессмысленное беспощадство Существа.

Красавец-олень кофейного цвета с белой грудью. Я его вспомнил, засыпая. Чем он привлек мое внимание, не знаю. Мы слишком вымотались за день, чтобы присматриваться к стаду. Присматриваются старики, опытным взглядом определяя брак природы (слабых или хромоножек) и подбирая кандидатов в ездовые. Остальные не знают продыху и работа длится без перерыва до темноты. Ибо человек своеобразно милосерден и стремится завершить операцию просчета поскорей, чтоб олени совсем не обессилели.

Без передышек, без перекуров. Сначала человек восемь пролезают в кораль и идут к бегущему по кругу стаду, криком вырывая из него, выпугивая десятка полтора оленей, которых, оря и размахивая руками, гонят потом по внутреннему коридору к «накопителю», крошечному загончику, откуда по одному потом выпихивают в «прививочную», и уже оттуда, мазнув голубой краской – на волю.

Такое описание коральных работ вполне невинно, но для оленей все, происходящее в загоне, пронизано сплошной судорогой ужаса и боли, и если бы на месте оленей были люди, то кораль, без сомнения, больше всего на свете напоминал бы концентрационный лагерь с его террористическими процедурами.