Остров

...Настоящее мужество проявляют в эти дни труженики села. Трактористы совхоза «Чапаево» двое суток пробивали дорогу к занесенным снегом парникам, чтобы дать воздух и свет рассаде капусты. Вчера все жители совхоза вышли на расчистку дороги к животноводческим фермам, куда уже третий день не могут доставить корм для животных. Доярки отделения «Тамбовский» в самый разгар пурги, рискуя жизнью, добрались на ферму, чтобы подоить и накормить коров. Нельзя не упомянуть и скотника Никифорова, который буквально на себе несколько раз таскал корм на ферму и тем спас молодняк.

...Все пространство Охотского моря и прилегающей части Тихого океана сотрясается ураганным ветром и разрывами снежных зарядов. Волны, насыщенные мокрым снегом, представляют большую опасность для судов. Начальник отдела мореплавания Сахалинрыбпрома сообщил, что наши суда своевременно получили штормовое предупреждение и ушли в порты. На судах, оставшихся в море, приняты все меры безопасности.

В тяжелую ситуацию попала флотилия японских рыбаков, промышлявшая восточнее Средних Курил. Застигнутые штормом, суда вынуждены были зайти в наши территориальные воды – в залив Касатка на Итурупе. Но сюда ветром нагнало огромные ледяные поля. Часть флотилии успела выйти на чистую воду, а семь судов стало затирать льдами. В итоге одно из них – «Итоку-мару-35» – затонуло, другое было выброшено на берег. Пять других судов получили серьезные повреждения и сейчас продолжают бороться за свою жизнь.

Всем нашим судам, находящимся вблизи этого района, дано указание немедленно следовать к заливу Касатка для оказания помощи. В данный момент к месту катастрофы движутся средний траулер «Боцман», зверобойная шхуна «Крылатка», дизель-электроходы «Васнецов» и «Оленек».

СТОИТ ЛИ СПРАШИВАТЬ? – Все, ребята, гаси свечи! Ночь!

В дверях купе стояла Оля, морозная, розовая, и в ее волосах, на ресницах таяли снежинки. Все повернулись к ней и как-то одновременно замолчали, как будто увидели нечто такое, чего до сих пор не замечали. На девушку смотрели серьезно, почти угрюмо, но Оля не чувствовала в этом разглядывании ни угрозы, ни обиды. Она лишь смутилась, будто услышала комплимент, на который и надеялась.

Слышались голоса из соседнего купе, в конце вагона стукнула дверь, где-то очень далеко гудел ветер, и медленно-медленно на маленьком столике у окна шевелился светлый круг от свечи.

– Эх, Оля, – тяжело и освобожденно вздохнул Арнаутов. – Был бы я помоложе... Лет этак на сорок...

– И что бы тогда было? – спросила Оля.

– А что, взял бы тогда тебя в жены... Ей-богу, взял бы.

– Ну, а меня спросили бы?

– Нет, и спрашивать бы не стал. Нет, не стал бы, – повторил Арнаутов, словно еще раз убеждаясь в правильности такого решения.

– Берите сейчас!

– И сейчас взял бы, – серьезно сказал старик.

– Так что, по рукам?

– Что ты! Бабка такую трепку задаст! – воскликнул Виталий.

– Боже, какой глупый, – пробормотал старик. Он поднялся, с усилием распрямился, шагнул к девушке и некоторое время стоял, не двигаясь. Потом медленно поднял руку, осторожно провел ею по холодной в каплях растаявшего снега щеке Оли и снова сел. Никто не проронил ни слова.

– Ну, что там наверху? – наконец спросил Алик. – Метет?

– Метет, – улыбнулась Оля. – Еще как метет. Спокойной ночи.

АРНАУТОВ. Посидев еще несколько минут, я дунул на свечку и улегся. На глазах остывал, судорожно выгибался тонкий коптящий фитиль. От свечки в купе установился теплый, почти домашний запах. Ребята болтали, лениво перебрасывались словами, а я сделал вид, что сплю, и – старый дурак! – лежал, боясь притронуться рукой к чему-нибудь. Мне казалось, что на ладони должен остаться запах духов и капли снега со щеки той девушки... Я никогда не был слишком далек от суеверия, но не был еще к нему так близок. Сейчас я готов был поверить, что на моей ладони остались капли чуть ли не живительной влаги. Приблизив руку к лицу, я действительно уловил запах духов, очень слабый и незнакомый. Последние тридцать лет я слышал духи разве что в плановых отделах бумажных комбинатов – женщины старались окружить себя этим искусственным облачком, чтобы отогнать запах целлюлозы, который врывался в окна вместе с запахом перегретого пара...

А моя ладонь пахла молодостью, моей собственной молодостью, которую я почти забыл.

Полдень. Жара. Солнце на голом, без единого облачка небе. Теплые стволы деревьев, теплая земля, теплые ягоды малины на ладони девушки. Они светятся на солнце. Я смотрю на них, слышу грохот грузовика в стороне, знаю, что за ним тянется хвост густой горячей пыли, поднявшейся от белесой дороги...

А ведь мне тогда было сорок... Надо же, я вспоминаю об этом, как о юности.

После этого ничего не было. Ничего. Сразу наступило сегодня. Я лежу на нижней полке занесенного состава, смотрю в темноту красными некрасивыми глазами и думаю о том, что только сегодня утром я был в том заброшенном саду и ел теплые ягоды малины. А сейчас – ночь, время итогов, к которым идешь всю жизнь. Ты выводишь, открываешь свои законы, обосновываешь их, окружаешь себя правилами, густым частоколом каких-то своих истин...