Остров

Сашка стоял на крыше вагона над всем поездом, над всем Островом в центре пустынной голубоватой равнины, залитой мерзлым лунным светом. На какой-то миг он убедил себя в том, что нет внизу никакого поезда, что он один сейчас среди снежного безмолвия и что стоит ему сделать шаг, чтобы провалиться в снег и уже не выбраться оттуда. Но зная, что это не так, что заключение кончилось, Сашка не выдержал и, подняв голову, закричал что-то бессвязное и протяжное. Он не услышал эха – звуку не от чего было оттолкнуться. Только на самом горизонте темнели сопки. Искореженный берег океана поблескивал изломами льдин. И далеко-далеко от берега слабо мерцала лунная дорожка. Там начиналась чистая вода. Буран кончился.

ВСПОМНИ... Светящийся лиловый туман над поселком. Кажется, будто где-то рядом сверкает солнце, и небо звенит от голубизны. Но там тоже туман – до самого горизонта висит это лиловое свечение.

Вас подобрал какой-то грузовик. Забравшись в кузов и вцепившись руками в поручни у кабины, вы понеслись к морю. Ночью выпала роса, и влажная дорога отливала лиловым светом. Она петляла среди зеленых сопок, и в разрывах тумана было видно, что у самого горизонта сопки эти – неестественно синие.

Через полчаса вы у моря. Здесь тумана нет. И от самого берега, от мокрого песка начинались солнечные зайчики. До самой Японии – солнечные зайчики. У вас под ногами ползали крабы, и блики на их бронированных спинах тоже сверкали с лиловым отливом. Неожиданно вы услышали гудок паровоза. Черный и шустрый, он вынырнул из лесу, волоча за собой несколько маленьких вагончиков, пронесся в нескольких метрах от вас по высокой траве и юркнул за сопку.

И было во всем какое-то чистое и тревожное предчувствие, знамение, которое не исчерпывалось тем, что вы видели. И в том же паровозике, и в громадных, с тарелку величиной, ракушках, хрустящих под ногами, и во влажных крабах, и в дырявых камнях на берегу ощущалось неуловимое значение. Так бывает после непонятного, но связного сна. Проходит полгода, и ты уже не знаешь, в самом ли деле видел такой сон или все это было с тобой в действительности. А может, только будет...

Конечно, паровозик шел не по траве, поднявшись от берега, вы увидели заросшие рельсы узкоколейки в свежей ночной ржавчине. Но рельсы не убили волшебства, в них тоже была многозначность.

Охваченная немым восторгом, она побежала вперед, к лесу, но вдруг, споткнувшись обо что-то, упала в высокую траву. Подойдя, ты увидел у нее в глазах изумление и счастье. Рядом лежал громадный, вывороченный из земли белый гриб. Тут же стоял еще один, дальше – еще несколько, а за небольшим заросшим оврагом сверкала россыпь маслят.

А вокруг стоял лес, какой можно увидеть разве что в детской книжке. Трава, синие и голубые цветы, зонтики медвежьих дудок и листья лопухов над головой, прохладные ветви лиственниц, берез, пихт... Полная нетронутость и почти парковый порядок... Ни завалов, ни сломанных ветвей, ни поваленных стволов. И шум деревьев, сливающийся с шумом моря, – начинался прилив.

Вы снова спустились к берегу, нашли выброшенный волнами деревянный ящик и за полчаса наполнили его грибами. Вы еле подтащили его к дороге. Шофер маленького серого автобуса помог вам внести ящик внутрь, и никто даже не спросил, где вы собирали грибы. Это было нормально – ехать в середине дня с ящиком грибов.

То место называлось Третьей падью.

КОЛЯ...Когда тебе кажется, что твоя девушка вот сейчас, в эту минуту – с кем-то. Она может идти по улице, разговаривать, сидеть в кино, но она с кем-то наедине. Нет ни злобы, ни зависти... Другое... Ощущение опасности. Будто ей что-то грозит. Или в опасности ты сам. Кажется, что где-то совсем рядом решается твоя судьба и нужно срочно сказать ей, что она для тебя. Но ее нет, она с кем-то. Ты уверен в этом, потому что в такие минуты читаешь мысли, видишь на расстоянии, живешь за десятерых. И стареешь, наверно, за десятерых.

Я несколько раз выходил из купе, торчал в тамбуре, прошел из конца в конец весь состав, но Оли нигде не было. Вернувшись в купе и закрыв за собой дверь, я, как истеричка, колотил кулаками по этим вонючим подушкам, одеялам, полкам. А потом с ненавистью чувствовал запах чужих тел, сырость прачечных, неистребимый запах вагона, в котором была и летняя духота, и жженый пар, и мазут, пропитывающий шпалы, и свежие срезы деревьев с проносящихся мимо товарных вагонов.