Остров

Он-то чего пошел? Подслушал, как Королева с Фрязиным болтала. Он — ей: Придешь? Улыбка до ушей. Она: Когда? Он: Сегодня. Она: А завтра? Он: Мы и завтра собираемся. Она: И какая у вас программа? Он: Посидим, языками почешем… Она: Ага, руками пощупаем…

Дальше Игоря нашел Мельник, чтобы в десятый раз рассказать ему, как был крут «Парк Юрского периода», и пришлось срочно изображать, что он изучает учебник по геометрии, а вовсе не подслушивает. Конечно, подумалось, что если Королева у Фрязина будет, то и ему там надо обязательно…

Игорь нырнул от фонарного света поглубже во тьму, прижался к секции бетонного забора, пропуская кого-то, неуверенно бредущего из Коммунизма навстречу. Фиг ли, отморозков развелось, того и гляди нарвешься. Он подождал, пока человек, так и оставшись невидимым, пьяно бормоча и всем телом продираясь через кусты, прошуршит мимо. Существо без страха, блин. Безголовое.

На Лесной вообще ничего интересного не было. Ну, бар «Огонек» — цены зашибические и братки за столиками. Прошлой зимой там перестрелка была. Три человека попали в морг, два — в тюремную больницу. Еще имелся дискотечный клуб «Ника», но контингент там собирался исключительно взрослый, малолеток, типа Игоря, просто выставляли за дверь, когда с подзатыльником, когда без. Музыка долбила — дай боже, и девчонки на подиуме танцевали — длинноногие, в чулках-сеточках, можно глаза стереть и из штанов выпрыгнуть.

Но Королеву и в «Нике» искать было нечего.

Не, имелся, конечно, вариант. На Пожарной. Там в доме номер двадцать находился бесхозный подвал класса «люкс» с отоплением, светом, мебелью и даже с видеодвойкой. То ли переделанный из бомбоубежища, то ли пристроенный к нему.

Чехов Игоря звал. Чем-то Игорь ему импонировал. Приятно, чего уж. Приходи после восьми в любой день недели, кроме пятницы и воскресенья. В субботу можно днем.

На самом деле, конечно, не Чехов, а Рябов. А Чехов потому, что имя-отчество у Рябова были Антон Павлович. Как-то и закрепилось, что Чехов, а не Рябой или Рябчик. За Рябчика, кстати, и в рыло от Чехова можно получить.

Вопрос только в том, ходит ли в подвал Королева. Большой вопрос. Честно говоря, Игорь за Королевой и в «Огонек» бы пошел и вообще. Спас бы. С моста прыгнул. И в подвал, если она там, — легко.

Эх, если тебе снится Королева, все, ты пропал. А если ты с ней три года назад на экскурсии в областной музей держался за руки — тем более. И не объяснить, отчего у тебя в голове Королева лезет с каждой мыслью. Смеяться хочется, утопиться хочется. Что-нибудь сделать у нее на глазах хочется. Потому что — глаза. Зеленые. Взглянет — и у тебя мурашки, и воздуха не хватает, и потеешь.

А скажет тебе что-нибудь персонально — все, ты на пол-дня — курица без головы, бегаешь, придурок, кудахчешь, в груди тепло, даже жарко, вокруг поют голоса, и кто-то словно за шкирку подвешивает — перебираешь ногами, но кажется, что молотишь ими впустую. Королева, Королева, моя Королева. С чудным именем. Ольга. Оля. Олечка. Оленюшечка.

Чехов себя от компашки Фрязина ставит отдельно. У него как бы статус покруче. Родаки не как Игоревы отец с матерью, не жмутся на сына. Тут от говнодавов не знаешь, как избавиться, а ему — пожалуйста, целый подвал. С видаком! Не, завидно, конечно. Может, Чехову и на учебу разрешают забивать. Тогда вообще — мечта.

А Королева у Чехова точно может тусоваться. Не дома же ей сидеть. Игорь решительно свернул в переулок, выводящий через два квартала на Пожарную.

Теснились дома, деревянные, щелястые, приземистые, в два этажа. В пустых дворах угадывались редкие силуэты автомобилей. На одном крыльце сидел и курил какой-то растрепанный мужик в трусах и в майке. На другом, дальше, светил желтыми глазами котище, не двигался, только голова его поворачивалась вслед за Игорем, будто на шарнире. Из приоткрытого окна, рассыпающего по стеклу блик телевизионного экрана, слышалась неуверенная речь президента. Мнэ… Мнэ… Бухарик, блин.

Тарахтя, прокатили за спиной «жигули». За забором набивали мяч — слышался его звонкий стук от асфальт. На перекрестке сияли электричеством два ларька. У одного нетерпеливый покупатель чуть ли не с головой ушел в окошко. Игорь на всякий случай взял от ларьков подальше. Распотрошат всякие уроды на предмет мелочи, потом не обижайся. Лаяла собака. Темнела лужа, от нее на проезжую часть, освещенную фонарем, тянулась свежая, полная глинистых комков колея. Кто-то не отказал себе в удовольствии.

Немного постояв через улицу от дома номер двадцать, Игорь все же решился зайти к Чехову в подвал. Стремно, конечно, в говнодавах, но так-то чего? Узкая бетонная лесенка в торце вела к железной крашеной двери. Игорь спустился вниз, в заглубленную темноту. Из-под подошвы отлетел осколок стекла.

На стук в дверь секунд двадцать не было никакого ответа. Потом с той стороны глухо бумкнуло, звякнуло, и в глаза Игорю через открывшееся окошко плеснул жидкий свет ручного фонарика.

— Кто?

— Лага.

— Сейчас.