Остров Баранова

С приездом Павла корабельщик снова возобновил работу. Мастер приободрился, стучал деревянным обушком по шпангоутам, обшивке, проверял лес для мачт. О нападении индейцев и пожаре судна вспоминать не любил. В ту проклятую ночь сгорели заготовленные для нового корабля две бухты каната, и это несчастье старик считал своей оплошностью.

Корабль вырастал на стапелях, пузатый и пока неуклюжий, но строители уже видели, что спущенный в море, с полной оснасткой бриг вызовет одобрение любого знатока. Это был первенец, построенный своими руками на новой родине!

Павел проводил на верфи половину дня.

С литьем тоже дела налаживались. В литейной орудовал старик Афонин, подобравший индейскую девочку. Когда-то очень давно пришлось ему зимовать на Урале, на одном из заводов Демидовых. В огромной каменной печи плавили руду, и Афонин с полдесятком таких же парней направляли кипевший металл в приготовленные формы. После тяжкого дня парни сразу валились спать, а востроносый, в чужом полушубке Афонин пробирался в соседний сарай, где беглый монах и двое подручных месили на завтра формовочную глину.

Топилась печь, коптили лучины, длинная тень монаха металась по полу и стенам. Афонин садился на еловый обрубок и, словно нахохлившийся воробей, следил за искусными движениями бывшего соловецкого дьякона. Афонин мог так сидеть всю ночь. Нравились ему и сырая формовочная и обожженные красные человечки, которых для шутки лепил расстрига.

Однажды монах смастерил глиняную модель монастыря с церквями, оградой, а пушки и колокола были им же отлиты из меди. В другой раз подручные показали парню большой ком глины, прикрытый мешковиной. Изумленный литейщик увидел знакомые черты хозяйского лица, намеченные скупо, но сильно и резко. Будто монах хотел вылепить одну жестокость.

Весной соловецкий дьякон утопился, Афонин побрел в Охотск. С той поры сменилось много лет, много растаяло снегов...

Старик взялся отлить две каронады и главный колокол для новой церкви.

Давнишний литейщик и китобой сам топтал тонкими, в синих прожилках, ногами глину, сушил песок, сколачивал тяжеленные плахи для форм. Все дни проводил здесь, домой наведывался редко, а последнее время решил и ночевать на работе.

Уналашку он тоже забрал сюда. После стычки с Гедеоном старик не решался оставлять ее одну в казарме. И девочка всякий раз жалась к нему, если он собирался куда-нибудь уходить.

Девочка была его единственной помощницей. Темнолицая, проворная, как хорек, подкидывала она в огонь сучья, выгребала золу. Труд и привычка множества поколений сказывались в ее быстрых, неустанных движениях, покорной непоседливости маленькой рабыни. Радость быть здесь, близко к лесу, усиливала ее старание. Она чувствовала себя почти счастливой. Дым горевших веток, закопченные бревна напоминали ей хижину-барабору ее отца. Таская сучья, Уналашка хлопала себя по надутым щекам, тихонько смеялась.

Баранов приказал поставить литейню за палисадом, у края лесной прогалины. Отсюда недалеко было ходить за рудой в один из каньонов и безопасней на случай пожара. Индейские женщины носили куски породы в травяных корзинах, таскали уголья. Два креола жгли толстые еловые стволы.

Павел по-настоящему стал хозяином форта. К власти он не стремился, попросту не задумывался над этим. Но ненасытность молодого, выздоравливающего тела требовала деятельности. Лещинский хранил ключи, принимал вечерний и утренний рапорты по крепости. Но русские охотники и туземцы обращались за всеми нуждами к Павлу.

— Непокорный, — сумрачно говорил Лещинскому и Ананий, барабаня короткими белесыми пальцами по набалдашнику посоха. — Ты, государь мой, волю ему дал.

Лещинский срывал злость на Луке, на алеутах, часами заставлял зверобоев ждать у лабаза выдачи огневых припасов, приемки шкур. Однако с Павлом был попрежнему ласков и смиренен и всякий раз старался подчеркнуть свою преданность Баранову.

Только теперь Павел как следует начинал разбираться в грандиозных замыслах и планах правителя, понял, почему петербургский сановник Резанов, посланный почти судить, горячо поддержал все начинания Баранова. Восхищение охватывало сердце Павла, снова хотелось быть помощником этого умного, сильного человека, участником его грандиозных начинаний.