Остров Беринга

«Лети! — мысленно обратился к ней Лорка. — Не за себя прошу — за отца, за Овцына, за Стеллера, за всех! И пусть сейчас все боги, какие есть, увидят тех, кто помнит и думает о нас! Пусть увидят, как их на самом деле много!»

Лорка принялся вспоминать, представляя себе как можно отчетливей всех, кого оставил. Первой, конечно, мать — такой, какой она приснилась ему, стоя на берегу. Вот рядом с ней, размахивая кадилом, возник дородный отец Илларион. Из немыслимой дали тихонько поет молитву о странствующих в море Анна-Кристина Беринг, а с нею Антон и Аннушка, — еще не зная, что чаяния их напрасны… Худощавый, нервный Шпанберг, покусывая губу, смотрит в море, и в холодных голубых глазах его — тревога. Вот плечом к плечу поднимаются, сливаются в толпу какие-то вовсе незнакомые Лорке люди — угрюмые, бородатые. Изредка мелькает вдалеке белый плат, вот вроде бы где-то заплакал ребенок… Сбоку — камчадалы, — Эмемкут, Хана, Эрем, Ачек, вылеченные Стеллером раненые… Растет толпа, ширится, наплывает на ржавый от выброшенных водорослей берег… Показалось Лорке, или гагара в его видении все же махнула костяными крыльями, встрепенулась и легко, будто бумажная птичка, потекла вверх, к дымовине.

Все оборвалось так резко, словно и не начиналось. Лорка сидел в темноте, хлопая сухими, воспаленными глазами. Потом сидеть стало невмоготу, и он вышел на палубу.

Светало. Корабль шел тяжело, как беременная молодуха. Лорка ужаснулся, увидев, насколько близко к борту качаются тяжелые волны. Он птицей взлетел на мачту, с надеждой глядя на запад. Дул сильный попутный ветер, небо разъяснило. Солнце вставало, разгоняя тягучую темноту. И там, на горизонте, Лорка увидел высокий ровный конус далекой горы.

Какое-то время он вглядывался, боясь поверить своим глазам, а потом закричал во все горло:

— Земля! Земля!

«Золотой фазан»

Глава 1

Знакомство. — Подготовка экспедиции. — Отплытие. — На пароходе по Байкалу.

— Войдите! — голос из-за двери раздался глубокий, звучный.

Коля потоптался на пороге, стянул гимназистскую фуражку со светлых вихров и шагнул вперед. В просторной комнате с зелеными обоями за ореховым столом сидел человек.

При появлении Николая он вежливо поднялся, что еще больше сконфузило юношу, — не пристало штабс-капитану из самой столицы раскланиваться с юнцами вроде него. Но внутри прокатилась теплая волна приязни. Впрочем, и без того офицер был приятных манер и наружности — высокий, плечистый, с пышными усами и белой прядью у виска, придававшей молодому еще лицу некоторую таинственность.

— Помощник топографа Сибирского отдела Русского географического общества Николай Ягунов, ваше благородие, — хрипловато от волнения отчеканил Коля. — Его высокопревосходительство генерал Кукель велели мне явиться к вам, Николай Михайлович… на ознакомление, так сказать…

«Вот дурак, — сбился, залепетал!» — чувствуя, как зарделись уши, подумал он.

— Стало быть, тезка, — весело прищурясь, сказал Николай Михайлович. — Как по батюшке?

— Яковлевич…

— Ну-с, Николай Яковлевич, что ты о моей надобности знаешь?

— Их высокопревосходительство говорили, вам слуга в дорогу до Николаевска надобен.

— Не слуга — товарищ! — чуть сдвинул брови штабс-капитан, и Коля разом ощутил, что он может быть очень грозным. — Мужчина на то и мужчина, чтобы уметь самому о себе позаботиться. И я, уж поверь, в слуге не нуждаюсь. Мне нужен спутник, — русский человек, к здешней природе привычный, не размазня. Потому как и верхом идти придется, и пешком, и на лодке. И под дождем мокнуть, и гнусь кормить. Да и чтоб мимо мишени на аршин не мазать, порох и пули в тайге золота дороже.

«Так вот почему их высокопревосходительство меня послал!» — обрадовался Коля. Он, признаться, недоумевал, отчего вдруг генерал решил похлопотать за едва окончившего гимназию сына ссыльной, пусть даже мать уже много лет и жене его, и детям, и самому губернатору платье шьет.

— Вижу, огонек в глазах загорелся, стало быть, к ружьецу прикладывался, — приподнял бровь Николай Михайлович. — Да уж, здешние места для этого — прямо благодать! Что, юноша, на охоту ходить случалось?

— Случалось! — обрадованно вскинулся Коля. — Первый раз батя на охоту взял, едва мне семь лет сровнялось. Да и потом, пока батя жив был, часто хаживали. И на уток, и на тетеревов. Белок били, бобра. Соболя иногда удавалось.

— И что, сколько на твоем счету беличьих шкурок? На шапку-то настрелял? — Николай Михайлович явно оживился.

— Двадцать, — не без гордости выпалил Коля. Знает штабс-капитан, о чем спросить. Белка — зверек шустрый и мелкий, а чтобы шкуру не попортить, выстрел должен быть очень метким. Не зря же говорят «он за сто шагов белке в глаз попадет».

— Фью! — Николай Михайлович уважительно присвистнул. — Хорошо, если так-то. А зверя покрупней брали?