Остров Беринга

Новое судно прекрасно держалось на воде и оказалось довольно ходким. Обогнув остров Беринга, корабль взял курс на запад. Настроение у всех было приподнятое.

* * *

Под утро Лорке приснилась мать, — такой, какой она стояла на берегу — маленькой, хрупкой, с молитвенно сложенными руками. Небо над ней было свинцово-серым, зеленовато-прозрачные волны тихо накатывались на пустой берег…

Сон был коротким и ярким, как вспышка. В сердце Лорки поселилась неясная тревога — казалось, глаза матери предупреждают его о чем-то.

Предчувствие оказалось верным — вскоре поднялся сильный противный ветер южных и западных румбов. Поначалу все не сразу осознали серьезность новой беды, — слишком удачливы были последние дни и слишком хотелось всем верить в то, что все их беды вот-вот закончатся.

— Надо бы шлюпку на борт поднять, — глядя на мутнеющую воду, Лорка все же рискнул сказать о своих опасениях Овцыну. Но тот лишь потрепал его по плечу:

— Да ты, братец, от моря отвык вовсе! Чуток всего покачает! А шлюпку поднять — осадить корабль изрядно, и ход его замедлить! Не стоит и думать!

Однако к обеду ветер усилился так, что шлюпку нельзя было поднять на борт при всем желании. Но, волочась по волнам за кораблем, она тоже сильно замедляла его ход. А потому с превеликим сожалением пришлось ее бросить, обрубив канат. Бедствия на этом не кончились: к обеду в трюме обнаружилась течь. Пришлось непрерывно работать одним насосом, а к вечеру в судне набралось столько воды, что были пущены в ход оба насоса; все же этого было недостаточно, и пришлось выкачивать воду ведрами через оба люка. Поскольку «Святой Петр» лишился шлюпки, спасения с корабля не было никакого, и вся команда работала как одержимая.

Несмотря на это, корабль продолжало затапливать. Капитан отдал приказ выбросить в море большую часть погруженных на судно пушечных ядер и картечи, а также часть багажа. Это немного повысило осадку и теперь, наконец, можно было начать поиски места течи, до того загроможденного грузом. Поочередно ныряя, Овцын и Алексей Иванов нашли течь. Оказалось, что вода проникла в судно через открытый паз, из которого конопатка была вымыта волной. Забив паз изнутри деревянными планками, удалось добиться того, чтобы вода хотя бы перестала подниматься. Однако одним насосом все равно приходилось работать, непрестанно сменяя друг друга.

— Долго так не продержимся, — сплюнув сквозь зубы, сказал мокрый до нитки Савва Стародубцев, пока Овцын и Иванов укрепляли паз. — Конопатка старая, ровно труха, новой взять неоткуда было, так что вот-вот вся изойдет.

И верно — Лорка видел, как в трюме тут и там стекают по доскам тонкие струйки воды. Вода в трюме стояла ему по горло.

«А шлюпку-то бросили! Коли ветер немедля не стихнет — развалимся же на части!»

К горлу подкатил комок.

— Не дрейфь, Лорка, — подмигнул ему Овцын. — Мы, русские люди, в огне не горим и в воде не тонем! Кто другой не поверит, а тебе ли не знать? Иди поспи еще.

Лорка побрел в кубрик. Однако заснуть не смог — лежал в темноте, с замиранием сердца слушая каждый скрип. Время тянулось бесконечно. Наконец Лорка все же провалился в забытье.

На этот раз ему приснился Эмемкут. Он стоял у большого костра рядом с Ханой, которая кричала страшно и гортанно и кидала в огонь искрящие коренья. Эмемкут повернулся к нему и сказал:

— Ты тоже глупый. Беда приходит — Кутку не просишь. Пришлось за тебя бабку просить. Бабка сердитая, огненных людей не любит. Но ты, говорит, внука ее, меня то есть, спас, и быть мне теперь большим шаманом. Потому костер развела, камлала, чтобы я к тебе по сонной тропе пришел, вразумил. А еще говорит, очень глупые огненные люди. В море вышли, ножи точили. Вот буря и поднялась. Теперь лахтаки[28] радуются, говорят, мы огненных людей в наше морское царство заберем, юрта у них хорошая, в ней жить будем.

— Мы утонем? — Лорка во сне не чувствовал никакого страха, одно только вязкое, тягучее любопытство.

Эмемкут махнул рукой:

— Сказал ведь — Кутку проси. Хорошо проси Кутку.

Лорка во сне вспомнил про амулет, потянулся нащупать его… и проснулся. Долго сидел в темноте. В кубрике никого не было. Страх душной волной захлестнул его: старую одежду-то он оставил на острове!

Какое-то время он сидел молча, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Мыслей не было совсем. Почему-то он поверил всему, сказанному Эмемкутом во сне, — поверил, как в сказку, рассказанную матерью на ночь.

Он отчетливо увидел, точно с высоты птичьего полета, оставленные на острове, бесприютно холодные землянки, роющихся в кучах мусора обнаглевших песцов. Вот один из них шмыгнул в землянку, потащил из угла темную кучу старой одежды… Маленькая костяная фигурка тускло блеснула в лунном свете. Песец нагнулся над ней, оскалив острые зубки, но затем, не почуяв ничего для себя интересного, отошел, а гагара осталась лежать на земляном полу, глядя на Лорку круглым костяным глазом.