Остров безумия

Они стояли друг против друга. Это было фривольное, бесстыдное, открытое для обозрения существо: продолговатое лицо со слабо выраженными скулами, венчающие голову черные, как смоль, спутанные космы, волосатый покров обволакивал живот и спину и, что особенно впечатляло, – это яркие глаза цвета голубого бездонного неба. Они светились интересом к незнакомцу, непониманием и изумлением происходящим, точно глаза ребенка, наблюдающего захватывающий мультик. И было в них ещё что-то такое, что очаровывает и манит к себе. В какой-то миг на ее лице мелькнул еле уловимый оскал, похожий на волчий, обнажив два удивительно ровных ряда зубов, но был он не злобным, а предрасположенным к сближению.

Эрика всего потянуло к ней. Он двигался медленно, бесшумно, словно заяц, завороженный взглядом удава. Он слышал от кого-то, когда служил на таежной заставе, что существуют магические круги, попав в которые человек, вопреки своей воле, становится пленником обстоятельств и всецело подчиняется чародейству. Теперь это магическое действие он сполна испытывал на себе и удивлялся собственной скованности, податливости перед существом, посланным ему в искушение.

–Кто ты? – спросил Эрик, когда подступил к дикарке поближе.

Она была на полторы головы выше него. Великанша! Широкие плечи и сильные, почти мужские руки. Лицо без морщин и возраста.

–Илона, – она указательным пальцем ткнула себя в грудь. Потом слегка коснулась плеча незнакомца, как бы спрашивая: «А ты кто?»

–Свешников. Эрик Свешников, – сдавленно, глотая слюну, отозвался он.

Ее большие голубые глаза внезапно зажглись улыбкой, и она жестом предложила следовать за собой.

Илона увлекла его в кустарниковые заросли. Он покорно шел за ней, с умилением глядя на подергивающиеся упругие ягодицы. Сердце сжималось сладко, смутные мысли забродили в голове. Неудержимая сила провидения зажгла в нем бешеную страсть, потянула к дикому существу – открытому, доступному, вызывая в нем пьянящее и немного болезненное чувство. Она, словно проникнув в его тайные мысли, повернулась к нему и долгим завораживающим взором предлагала себя.

Их близость была глубокой, умиротворенной…

Мало-помалу они вживались в новый благостный и размеренный ритм жизни, привязывались друг к другу, к привычке изнурительно-страстной близости. Необитаемый остров, девственный лес, Илона и он – все, казалось, купалось в радужных лучах отчаянно-долгого, ненасытного счастья. Околдованные духом истинной свободы и независимости, они плавали в море, загорали, сливались в единое цело. Душа Эрика доверчиво внимала островной тишине, наполненной светлыми надеждами и ожиданием перемен. Холодными зимними вечерами они любили услаждаться возле затопленной печи, выложенной Эриком во время сооружения жилища на острове. Уютный, успокаивающий жар шел от раскаленных сумрачно-алых углей и сладкосладко заливал нутро волной тепла.

Эрик стал привыкать к ее шерстке на животе и спине. Остальная часть ее тела была смуглой, упругой, особенно груди с высокими сосками. Он покупал ей нижнее белье, но она отвергала его, ссылаясь на то, что в нем она чувствует себя скованно и неуютно. И к этой причуде он тоже привык. Удалось только приучить ее накидывать на себя плащ, чтобы предохранять тело от насекомых, особенно назойливой мошкары, носившейся по летнему острову тучей, от солнечных лучей, от непогоды.

Поначалу он не знал – любовь это, иллюзорное влечение или обычная мужская похоть. Впрочем, о любви к дикарке, заросшей шерстью, и речи быть не могло. Тогда что? Больше это все- таки напоминало ритуал – приятный, вожделенный. А она, познав через Эрика мужскую стать, откровенно предлагала себя. Утолив желание, они тут же засыпали в лесу. Их близость зеркально повторялась. Через нее Эрик соприкасался с красотами чудесной природы, с тем, что составляло его собственную суть.

Илона не умела скрывать своих чувств и оставалась дочерью природы. Она была очарована тем микромиром, в который погрузил ее Эрик, а когда у них родился сын, она не стала с ним спорить и согласилась отдать ему на воспитание ребенка, которого нарекла чудным для слуха именем – Маклубом.

Парнишка рос пытливым, настырным, рано устремленным к самостоятельности. На дикой воле, не стесненной определенным распорядком дня, физически укрепилось его тело. Поначалу отцу неимоверно трудно было жить на две семьи и скрывать от сына тайну его происхождения, особенно когда он подрос и стал задавать множество вопросов. При всей своей внешней несуразности Маклуб отличался волевым характером и, что особенно устраивало Эрика, прилежностью в работе и домовитостью. Все, что мог, щедро давал Эрик сыну: любовь, тепло сердца, навыки к труду. И глядя, как тот на приволье постигает науку выживания, душа отца несказанно ликовала. Все хозяйство держалось на Маклубе.