Остров Бога

Следующая мозаика, изображает Руфь. Ах милая Руфь, тебе посвящена в Писании целая книга. Ах, печальная и прекрасная Руфь — рыжая, как солнышко. И не спорте, рыжая, и всё! Ах, это особая история и очень поучительная. Книга Руфь повествует о том, как в конце неспокойной эпохи Судей, убегая от голода, некий Элимелех из Вифлеема, переселился с семьей в Моав[45]. Но, увы, через некоторое время он сам, и оба его сына умерли, а вдова его Наоми, не «чёрная пантера», а вполне приличная и спокойная, пожилая еврейская женщина, решила вернуться домой. Невестки же её Орпа и Руфь, хотели, было идти вместе с ней, но она уговаривала их остаться в Моаве. — «Здесь ваш дом, — говорила она, — где я чужестранка. Здесь ваши близкие папа и мама, здесь братья и сёстры и народ ваш, защита ваша». И Орпа, бедняжка, удалилась в слезах, хлюпая всю дорогу, своим маленьким моавитянским носиком, а Руфь прошептала: «Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог будет моим Богом». Вот, вот как надо, без всяких жёстких и подчас дурацких правил гиюра, перехода в еврейство. Одной силой своей бессмертной души, она вошла в число самых любимых персонажей Писания. Когда же прибыли они в Вифлеем, то уже начиналась пора жатвы и Руфь, воспользовалась традиционным правом бедняка, и стала собирать колосья, пропущенные жнецами на поле Боаза, родственника её умершего супруга. Боаз, или как привычно русскому уху, Вооз, узнав грустную историю своих потерянных близких, проявил к ним особую щедрость. И Наоми, мудрая Наоми решила устроить судьбу своей невестки, и, будучи женщиной многоопытной и хитрющей, подучила Руфь, что, прошмыгнув в его палатку, нужно улечься в ногах у Боаза, тогда, по обычаю ему придется, женится на бедняжке. Это было очевидным, и почти грубым намёком на весьма толстые обстоятельства. Боаз, как единственный кровный родственник её покойного мужа, должен был исполнить старинный обычай, обязывающий родственника «восстановить имя» покойного «в уделе его», а значит вступить с Руфь в так называемый, левиратный брак

Что и произошло в скорости, ибо Руфь, рыженькая, веснущатая Руфь, хорошо и крепко легла в Боазово сердце. От их союза родился Овед, от Оведа Иессей, отец царя Давида, а значит и дальний предок самого Иисуса Христа.

По сей день если погибель, приберёт мужа молодицы, то она и брат покойного её мужа, или иной ближайший родственник, идут в религиозный суд и заявляют о своем отвращении друг к другу. Суд говорит: «Ну и гуляйте, отсюда!». Традиция такая.

И, наконец, последняя в кольце предобразов Богородицы, окружающих лик Спасителя, царица Эстер. Персидский царь Артаксеркс, а в еврейской традиции Ахашверош, вполне историческая личность, правда, жил он вроде бы не совсем в то время, когда происходили описываемые события. Ну, уж не знаю, кто там напутал, летописцы, царица Эстер, её дядюшка Мордехай или сам Великий царь, но что получилось, то получилось. Артаксеркс этот, как все владыки, считал необходимым, иногда, порадовать подданных бесплатной пищей и выпивкой, а заодно, как нынче говорят на Руси — «попиариться». И вот устроил он в Сузах грандиозный пир, и лично набрался так, что потащил свою благоверную, царицу Вашти, к столам, дабы похвалиться перед подданными её строгой красотой! Но царице это не понравилось. Она была из хорошей семьи, к тому же, не менее знатной, чем семья её господина. И она, причём в весьма грубой форме, отказалась принимать участие в этом непотребстве и зря, потому что с похмелья, царь решил, что ему нужна новая царица, посговорчивее. Ну и устроили его перепуганные придворные, некое дефиле под девизом «Мисс империя», а победительницей стала скромница Эстер, к тому же натуральная еврейка. Она бедняжка, была сироткой и единственный её близкий родственник дядюшка Мордехай, а многие говорят, что он был её двоюродный брат, присоветовал ей помалкивать о своём происхождении. Мне лично, больше нравится «добрый умный дядюшка», а не какой-то моложавый и подозрительный, через свой легкомысленный возраст, кузен. Так что пусть остаётся дядюшкой. Сам Мордехай завёл странную привычку каждый день усаживаться у ворот дворца и слушать сплетни царедворцев. И дослушался, наконец, как двое гвардейцев, что стояли там, на часах, сговаривались порешить Артаксеркса. Дядя Мордехай не сплоховал, и поспешил во дворец, где испросил аудиенцию у племянницы, и сообщил её о готовящемся злодействе. Та к евнухам, они к царю, в общем, удавили предателей. Имя еврея Мордехая, царь вписал, в специальную книжечку, что бы, при случае, отблагодарить. Сразу не мог, жадность душила. Говорят, что у Артаксеркса было две памятные книжечки, одна для благодарностей, а другая наоборот, и все придворные тряслись как листья фиговые, когда царь в них кого-то записывал — бывали случаи, когда Владыка путал и душили не тех.