Взяв себя в руки, девушка заозиралась по сторонам в поисках человека, который, она была уверена, скрывался где-то неподалеку. Но взгляд ее не встретил ничего, кроме деревьев-великанов, кольцом окружавших холм, да синеющих вдали склонов. Возможно, убийца пирата уполз прочь, тяжело раненный? Но тогда прочь от трупа должен был бы вести кровавый след, а его не было и в помине.
Озадаченная, Санча осмотрелась попристальнее и невольно вздрогнула, заметив, как шевельнулись невдалеке ветви деревьев. Она направилась в ту сторону, не сводя глаз с изумрудной глубины рощи.
— Конан? — выкрикнула она почти просительно, и голос ее прозвучал неожиданно робко в напряженном безмолвии, внезапно сгустившемся вокруг.
Колени ее подогнулись, и паника охватила девушку, хотя она даже не могла понять, что так напугало ее.
— Конан! — в отчаянии взвизгнула она. — Это я, Санча! Где ты? Конан, прошу тебя…
Голос ее дрогнул и прервался. Карие глаза ее расширились от ужаса, подобного которому она не испытывала никогда в этой жизни. Алые губы раскрылись в немом крике, но ни единого звука не сорвалось с них. Ноги отказались ей повиноваться — именно тогда, когда нужно было спасаться бегством, Санча не могла далее сдвинуться с места, Ей оставалось лишь беззвучно взывать о помощи.
II
Когда Конан заметил, что Запораво в одиночку направился в глубь острова, он мгновенно понял, что ему представился тот самый шанс, которого он ждал так долго. Он не ел золотистых плодов, не принимал участия в грубых забавах своих товарищей; все время, как только они оказались на берегу, варвар не спускал с пирата жадных глаз. Зная угрюмый и непредсказуемый нрав своего капитана, команда была не слишком удивлена, что он отправился исследовать незнакомый и, возможно, полный опасностей остров в одиночку. Они продолжили веселиться на берегу и даже не заметили, как Конан, подобно крадущейся пантере, скользнул следом за Запораво.
Конан знал о том, что пользуется уважением и симпатией среди пиратов. Однако пока он не завоевал еще права, участвуя в морских сражениях и боевых вылазках, вызвать капитана на смертельный поединок, чтобы помериться с ним силами. В пустынных морях, по которым они плавали последнее время, варвару ни разу не представилась возможность проявить себя, согласно законам флибустьеров. Команда, как один человек, обернется против него, вздумай он прилюдно бросить вызов Запораво. Но если он убьет пирата тайком, так что никто не узнает об этом, остальные не станут хранить верность мертвому предводителю. В волчьей стае, подобной этой, заботились лишь о живых.
И потому он последовал за Запораво, держа наготове меч, ожидая лишь удобного случая напасть на пирата. И вот наконец они вышли на ровную площадку на вершине холма, окаймленного деревьями-великанами, за которыми синели в дымке поросшие травой склоны. Запораво обернулся, внезапно почуяв, что кто-то следит за ним, и потянулся за мечом.
Завидев преследователя, флибустьер выругался.
— Зачем ты идешь за мной, пес?
— Ты с ума сошел, если спрашиваешь, — засмеялся Конан в ответ, в несколько прыжков настигнув остолбеневшего капитана, Губы его кривились в усмешке, в глазах плясал дикий огонь.
Сыпя проклятиями, Запораво рванул меч из ножен и изготовился к поединку. Киммериец двинулся на пирата, не ведая страха, и клинок его взлетал так быстро, что лишь круги поющего синего пламени мелькали у флибустьера перед глазами.
Пират вышел живым из тысячи сражений на море и на суше. В мире не было другого человека, столь искусного во владении мечом. Но ему никогда не доводилось прежде встретиться в бою с уроженцем тех диких северных краев, что лежат уже за гранью цивилизации. На его стороне было искусство и мастерство, но на стороне противника — невероятная быстрота реакции и нечеловеческая сила. Манеру боя Конана трудно было назвать обычной, но она была естественной, как бросок волка. Против его дикарской ярости не спасали никакие ухищрения и приемы, и Запораво был бессилен перед варваром, как перед голодным леопардом.
Он сражался, как никогда прежде, отдавая все силы без остатка, чтобы отразить клинок, молнией вспыхивавший у него над головой, но с каждым разом это становилось все труднее, и наконец, в отчаянии, Запораво парировал мощный удар рукоятью меча, мгновенно ощутив, как немеет предплечье. И почти в тот же миг, пока пират не успел опомниться, последовал новый колющий удар, нанесенный с такой невероятной силой, что острие клинка прорвало кольчугу и грудную клетку, точно пергамент, и пронзило сердце. Губы Запораво изогнулись в болезненной гримасе, но, верный себе до последнего, он не издал ни звука. Он умер, едва лишь тело коснулось истоптанной травы, на которой капли алой крови сверкали, точно рассыпанные рубины.
Конан вытер запачканный кровью меч, улыбнулся с неподдельным удовлетворением, по-кошачьи потянулся — как вдруг внезапно застыл, и выражение довольства на его лице сменилось настороженным удивлением. Он замер, подобно статуе, не вложив даже меч в ножны.