Остров для белых

— Господь наш всеведущий знает все, фрау Меркель, — ласково продолжает он. — Открывая душу, вы лишь облегчаете ее. Все в Дольнем мире, на нашей печальной земле, остается без изменений. Изменяется лишь путь вашей души в ее благом восшествии в мир Горний и Вечный. Ничто не изменится, кроме оценки на Высших Весах — кто же вы были в этом бренном мире. Нельзя покидать землю, храня в душе груз невысказанных сомнений и грехов, оставшихся без покаяния. Этот груз не даст душе подняться, он тянет ее вниз, и ее вечные скитания во мраке и страданиях ужасны, безысходны. Но мы не допустим этого, дорогая Ангела. Говорите же, вам нечего бояться, времени остается все меньше. Ведь мы оба знаем, что вам хочется сказать. Мой долг — помочь вам, как любому страждущему. Как помогли столь многим и вы в вашей славной жизни. Итак! Когда вы начали работать на КГБ? Начнем с начала: когда вас завербовали?

Легко сказать. Лицо Ангелы Меркель на ортопедической подушке желтеет еще более, дряблая плоть оползает с черепа, посвистывает уходящая в ноздрю трубочка, прикрепленная полоской пластыря.

— Я вас не понимаю, — неслышно выговаривает она, а смерть все поднимается и завладевает её существом: заостряется и белеет кончик носа, щеки делаются серыми, глаза проваливаются в воронки.

Пастор сдергивает свой воротничок, открывая накачанную шею, извлекает из внутреннего кармана пиджака алую коробочку, вынимает из нее что-то плоское, цветное, и зажимает в неживом влажном кулачке Меркель.

— Президент Путин и правительство России награждают товарища Ангелу Меркель высшей наградой государства — Золотой Звездой Героя России! Президент и правительство поздравляют вас! Желают крепкого здоровья и счастья на заслуженном отдыхе! Вы с честью выдержали все испытания и проверки, товарищ Меркель. Вы отлично выполнили порученные вам задания. Разведка гордится вами!

На угасающем лице возникает выражение солдата, стоящего в строю по стойке «смирно». Солдат немецкий, и ладони рефлекторно прижимаются к бедрам, а локти чуть сгибаются. По пепельным губам пробегает тень слов: «Служу Советскому Союзу!»

— Конечно, — говорит «пастор, — все мы по-прежнему служим великому Советскому Союзу. Мы с вами, старики — советские люди. Для меня честь встретиться с вами, Ангела.

Он наклоняется над лежащей и осторожно прикрепляет к ее салатовой больничной рубахе справа — знак с мечом и щитом «Почетный сотрудник Госбезопасности», а слева — Золотую Звезду Героя на трехцетной ленте и крест «За заслуги перед Отечеством» II степени. Затем этот пастор-фээсбэшник нажимает кнопку айфона, и в двери входят двое.

Первый улыбается с развязным дружелюбием садиста, он кладет умирающей на грудь, но пониже наград, чтоб были видны, букет алых роз и делает несколько фото с разных ракурсов.

У второго «лицо доверия», он мгновенно вступает в эмоциональный контакт взглядов с пациенткой, на минуту вынимает из вставленной в вену канюли трубочку капельницы и вводит Ангеле из двух принесенных шприцев один препарат, затем другой. Кивает пастору и выходит вместе с фотографом.

Через несколько минут лицо Ангелы розовеет, глаза принимают осмысленное выражение и блестят, и на лице возникает выражение счастливой и бескрайней перспективы жизни, органично свойственное юности, но проблескивающее сейчас сумасшествием в изгибах старческих морщин.

— Jawoll, mein Fuhrer! — отчетливо произносит она. — Mea culpa, mea maxima culpa. Я все расскажу.

Моя семья переехала из Западной Германии в Восточную. Это была редкость, правда? Все пытались наоборот — бежать из Восточной на Запад. Отец был священником, но в ГДР перестал им быть. У нас в семье были социалистические взгляды. Отца часто выпускали за границу, на Запад. Это тоже нетипично, это редкая привилегия была. Гораздо позднее я узнала, что в Гамбурге он работал на КГБ, прикрывшееся якобы разведкой лондонского польского правительства: папа был из поляков. За ним начали следить, пришлось бежать с семьей. Представляете — после прихода в Гамбурге — крошечный Перлеберг в Бранденбурге? Позднее Штази зачистила следы.

Я была пионеркой, была комсомолкой — в Союзе Свободной Немецкой Молодежи. Мы учили в школе русский язык, и отец советовал мне налегать. Так что к концу школы я победила во всех олимпиадах по русскому языку — и городской, и всей ГДР. А победителя награждали поездкой в Москву.

А такие поездки организовывало Общество Дружбы ГДР — СССР. И меня приняли в члены общества. Ну, и перед поездкой, как полагается, провели беседу: о политической грамотности и так далее.

После Москвы мною в Обществе остались довольны. Я была активная комсомолка. И после окончания школы меня включили в группу, которая ехала стажерами в СССР, на полгода, в Донецк, в университет. Перед поездкой со мой провели беседу, что я буду обращать внимание на поведение товарищей и, если будет что-то недостойное, сообщу об этом. Это была обычная практика, со многими так беседовали. И мы давали подписку о неразглашении.