Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого мира

Известно ли вам, что с 1945 по 1985 год Англия лишилась 96 000 миль изгородей — можно было бы четыре раза опоясать Землю? В управлении сельским хозяйством царила такая бестолковщина, что в течение двадцати четырех лет фермер мог получать пособия на посадку изгороди и одновременно на выкорчевывание. С 1984 по 1990 год правительство уже не выделяло средств на снос изгородей, и все же было утрачено еще 53 000 миль. Вы часто слышите (и я тоже, участвуя в конференции по живым изгородям, — такими способами я зарабатываю своим детям на кроссовки «Рибок»), что изгороди в сущности — преходящая черта ландшафта, пережиток периода огораживаний и что попытки сохранить их препятствуют естественному развитию сельского хозяйства. Да что там, все чаще можно услышать, что сохранять что бы то ни было — бессмысленная суета ретроградов и врагов прогресса. Сейчас передо мной лежит цитата из лорда Палумбо, доказывающего, что все наследие нации «несет груз ностальгии по несуществовавшему золотому веку, каковой, если бы он существовал, оказался бы гибелью прогресса». Душа болит от подобной тупости!

Даже не говоря о том, что логическим выводом из такого рода рассуждений будет снос Стоунхенджа и лондонского Тауэра, не стоит забывать, что живые изгороди прожили уже долгие-долгие века. Я знаю одну, в Кембриджшире. Исключительная красивая изгородь, названная изгородью Юдифи, старше Солсберийского собора, старше Йоркского аббатства; во всей Британии найдется лишь горсточка зданий, превосходящих ее возрастом — но никакой закон или постановление не мешают ее снести. Если потребуется расширить дорогу или землевладелец решит, что предпочитает ограждения из колючей проволоки, то всего пара часов понадобится, чтобы сокрушить бульдозером 900 лет живой истории. Это безумие! По крайней мере половина изгородей в Британии появилась раньше периода огораживаний, а добрая пятая часть уходит еще в англосаксонские времена. Но главная причина их спасать — не та, что они целую вечность простояли на своем месте, а та, что они явно и недвусмысленно украшают ландшафт. Они — основа того, что делает Англию Англией. Без них она превратится в Индиану с колокольнями.

Иногда меня это просто бесит. У вас в стране самые красивые, радующие глаз, безупречные сельские пейзажи, какие знает мир, и полвека вы непоправимо их уродуете. Мы говорим не о «ностальгии по несуществовавшему золотому веку». Мы говорим о живом, зеленом и несравненно прекрасном. Так что если мне еще кто-нибудь скажет: «Живые изгороди, знаете ли, не древняя черта ландшафта», я, скорее всего, врежу ему по морде. Я большой поклонник знаменитой максимы Вольтера: «Сэр, я могу не соглашаться с вашим мнением, но буду насмерть сражаться за ваше право доказывать, что вы полный засранец», — однако всему должен быть предел!

Обратно я направился по лесистому проселку к Сноу-хиллу, в трех милях оттуда. Шуршали золотые листья, и небо было огромным, синим и пустым, не считая редких медлительных косяков перелетных птиц. Дивный день для загородной прогулки — в такие дни дышишь полной грудью и распеваешь «Зиппити-ду-да!» голосом Поля Робсона. Сноухилл дремал в солнечном сиянии, на его зеленых боках кучками собирались каменные домики. Я купил входной билет в Сноухилл-манор, перешедший теперь в руки Национального треста, а с 1919 по 1956 год принадлежавший оригиналу по имени Чарльз Уэйд. Он посвятил жизнь собиранию огромной коллекции всего на свете; часть очень хороша, часть — просто старье: клавикорды, микроскопы, фламандские гобелены, табакерки и коробочки для нюхательного табака, карты и секстанты, оружие самураев, дешевые велосипеды — все, что в голову придет. Он набил свой дом так, что для него самого уже не осталось места. Последние годы он благополучно и счастливо прожил во флигеле, который вместе с домом сохранили в том виде, в каком застала их смерть хозяина. Мне все это доставило огромное удовольствие, и когда солнце склонилось к западу, наполнив мир длинными тенями и запахом дымка, я вернулся к своей машине счастливым человеком.

Я провел ночь в Сиренчестере, а на следующий день, после приятной экскурсии по музею, где хранится выдающаяся, но незаслуженно безвестная коллекция римских мозаик, монет и других изделий, поехал в Уинчком, чтобы осмотреть древности на месте. Видите ли, на холме над Уинчкомом ведутся малоизвестные раскопки, настолько исключительные и удивительные, что я даже колебался, упоминать ли о них. Большая часть относительно редких посетителей, вторгающихся в этот тихий уголок Котсуолда, обыкновенно удовлетворяется осмотром замка Садли и прогулкой к далекому пригорку — знаменитому кургану Белас-Нэп. Но я свернул прямо вверх по склону, на тропинку «Соляной путь», названную так потому, что в Средние века по ней доставляли соль, Это была очаровательная прогулка по открытой местности, а сверху открывался вид на резко прочерченные далекие долины, казалось, никогда не видевшие автомобиля и не слышавшие звука бензопилы.