Остров Эллис

— Он презренный маленький русский…

— Он не презренный! Если бы ты только хоть немного узнала его, ты бы нашла, что он обаятелен и приятен, очень интеллигентен и глубок…

— Глубокий? Человек, который пишет песенки для шоу? И какой же резервуар сократовской философии ты обнаружила в нем? Современная жизнь намного сложней, чем заставляют нас думать строчки любовных песенок.

Виолет вздохнула.

— Мама, ты невыносима.

— Я просто пытаюсь понять, какую разумную причину ты нашла, чтобы компрометировать себя тем, что тебя видят на людях с этим вульгарным человеком?

— Он не вульгарный. Он совсем не такой, он — новый…

— По-моему, тяга к новшествам не является признаком благопристойного человека. И, по-моему, твое поведение вряд ли понравится Крейгу и его родным. В то время, как этот отважный юноша рискует своей жизнью там, в Италии, за дело, которое он считает благородным, ты распиваешь коктейли в «Плазе» с женатым человеком, который к тому же намного старше тебя. Что подумает Крейг, если узнает? А что подумают его родители?

— Думаю, Крейг поймет и его родители тоже. Я не сделала ничего ужасного!

Ее мать посмотрела на нее с подозрением.

— Ужасного? Что ты имеешь в виду под словом «ужасного»? — спросила ее мать.

Виолет пожала плечами.

— Ну, я не знаю. Целоваться с ним, например…

— Целоваться с ним? Я поражена, как такая мысль могла прийти тебе в голову? Этот человек с Бродвея! Он может быть заразен! Он не пытался поцеловать тебя?

— Конечно, нет. Он вел себя, как джентльмен.

— Тогда почему ты заговорила об этом? О, Виолет, ты ведешь себя так глупо, так эгоистично…

— Ну, хорошо, хорошо, — сказала она. — Ты победила! Извини, я больше не буду этого делать.

— Надеюсь, это означает, что никаких тайных встреч с мистером Рубиным больше не будет.

— Нет. То есть, да. Я не буду больше встречаться с ним, — сказала она.

— Тогда будем считать этот инцидент случайным. Есть люди нашего круга, моя дорогая, и есть все остальные. Крейг Вертхейм — нашего круга. А мистер Рубин — определенно нет. Можешь поцеловать меня, детка. У нас мясо по-веронски на ужин, тебе должно понравиться.

— Я не голодна, — сказала она, вставая и направляясь к двери.

— Виолет! — резко крикнула ее мать. — Я сказала, ты можешь меня поцеловать.

Виолет молча посмотрела на нее и вышла из комнаты.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

С годами снобизм Ребекки Вейлер должен был казаться просто смешным, однако Джейк Рубин воспринял его чрезвычайно серьезно. Он слишком хорошо был знаком с предубеждением против «русских», как одним словом называли и русских, и польских, и чешских евреев в стане уже основательно упрочившихся немецких евреев. Поэтому Джейк, бывший «русским», мог прекрасно понять, чем вызвана неприязнь к нему миссис Вейлер. Так что простейшего намека на малейший романтический интерес, возникший между ее любимой дочерью и Джейком Рубиным, было более чем достаточным, чтобы пустить в ход все, что имелось в ее распоряжении, и объявить ему войну.

И уже на следующий день Джейк смог на себе почувствовать начало военных действий. Он еще не был уверен в том, есть ли у него романтический интерес к Виолет, но его определенно заинтересовала красивая девушка, поэтому он позвонил в дом Вейлеров, желая поговорить с ней. Но, когда дворецкий услышал его имя, он ответил ледяным голосом:

— Мисс Виолет нет дома, мистер Рубин, и в дальнейшем она не станет отвечать на ваши звонки.

И положил трубку.

А раз уже начались открытые военные действия, Джейк готов был пустить в ход собственное орудие. Он решил начать атаковать с двух флангов: на одном фланге — Виолет, а на другом — ее мать. Ему было известно, что немецкие евреи не просто из гуманных соображений, а для того, чтобы отмыть и облагообразить сотни тысяч крайне бедных русских евреев, основали целый ряд филантропических организаций для помощи массе еврейских бедняков. Одна из таких организаций называлась «Амальгамейтед Хебрю Фонд», основными вкладчиками в которой были Вейлеры, и где миссис Вейлер была почетным председателем. Джейк послал в этот фонд чек на двадцать пять тысяч долларов. Как и немецкими евреями, им руководили смешанные чувства. Он был рад помочь облегчить страдания в нищете, из которой он сам выбрался не так давно.

Но он также не сбрасывал со счетов тот факт, что приличный чек не сможет не произвести впечатление на Ребекку Вейлер.

Затем он отправился в балетную студию мадемуазель Левицкой, где у Виолет, как она ему говорила, были ежедневные двухчасовые занятия, начинавшиеся в десять часов. Миссис Вейлер может даже выключить телефон, но не сможет помешать ему бывать в студии мадемуазель Левицкой.

Когда он вошел, Виолет как раз заканчивала балетные упражнения у станка. Когда она увидела его, ее лицо сначала вспыхнуло, а затем выразило беспокойство. Он подождал в углу до окончания занятия. И она поспешила к нему.

— Мама все узнала вчера вечером, — прошептала она. — Она устроила ужасную сцену.

— Знаю, — прервал ее он. — Она сказала, что вы больше не должны видеться со мной…

— Откуда вы знаете?