Остров Эллис

— Балет — моя самая большая страсть, мистер Рубин, — сказала она. — Но моя вторая страсть — это музыка. Я — ваша большая поклонница.

— Спасибо, — сказал он.

— Чаю, мистер Рубин? — спросила Ребекка.

— Что ж… — он перевел глаза с дочери на мать, — пожалуй.

— С лимоном или с молоком?

— С тем и другим… то есть, я хотел сказать… с молоком, пожалуйста.

Гостиная, пышная, как Букингемский дворец, и миссис Вейлер, надутая, как королева Виктория, навевали на Джейка уныние и заставляли чувствовать себя неловко. Когда она подала ему чашечку с блюдечком, у него задрожали руки так, что чашечка чуть было не упала, что привело его в еще более подавленное состояние. Но девушка — какое украшение! Неужели эта старая корова может быть ее матерью?

Миссис Вейлер начала беседу.

— Мой муж рассказал мне, мистер Рубин, что вы готовы предложить свой талант для нужд отечества, — начала она. — Если вы пишете партитуры для развлекательных программ, какой тип шоу вы хотели бы предложить?

— Ну, я… я пока не думал еще об этом. Мистер Вейлер позвонил мне всего несколько дней назад. Думаю, это могло бы быть что-то типа ревю.

— Ревю? Это, надо понимать, что-то типа экстравагантных постановок мистера Зигфельда?

— Ну, может быть, не совсем… такое… — он помолчал, — … экстравагантное. Но, конечно, песенки и танцевальные номера. И комедийные скетчи.

— Комедийные скетчи, — эхом повторила она. — Боюсь, то, что сейчас называют комедией, раньше именовали грязным юмором. По-моему, время эпиграмм ушло безвозвратно в прошлое.

— Да, — выговорил Джейк, отчаянно пытаясь превратить все в шутку. — Кроме того, и Оскар Уайльд уже умер.

Наступила гробовая тишина, в которой было только слышно позвякивание чашечки Джейка.

— В этом доме мы не упоминаем имя этого человека, мистер Рубин, — отчетливо произнесла она, и Джейк подумал, почему он не умер на месте.

На помощь пришел Саймон Вейлер.

— Ребекка, — сказал он, — полагаю, мистеру Рубину виднее, что понравится публике. Он ведь работает в шоу-бизнесе.

Он повернулся к Джейку.

— Значит, вы думаете, что лучше всего будет сделать ревю. А не могли бы вы порекомендовать комедийных писателей с чуть менее скандальной репутацией, чем у мистера Уайльда?

— Конечно. Морри Клейн, например, или Юрий Кадинский — он прекрасно пишет куплеты и тексты для «номеров с девочками», — сказал Джейк.

— «Номера с девочками»? — прервала его миссис Вейлер, и ее губы задрожали от презрения. — Мой дорогой мистер Рубин, я хотела бы напомнить вам, что спонсором шоу будет правительство соединенных Штатов. Это подразумевает, что среди зрителей будут лица, занимающие высокое положение: дипломаты, сенаторы, может, даже сам президент! И «номера с девочками» будут в этом случае не совсем уместны.

— Что, президент не любит девочек? — с невинным видом спросил Джейк.

Он уже пресытился миссис Вейлер.

— По-моему, разговор не об этом. Если там будут, как вы их называете «комедийные скетчи», то лучше бы их подобрать в духе сцен из Шеридана или «Комедии ошибок». Или даже Шекспира. Да, что-нибудь, например, из «Как Вам это понравится». Подумайте об этом. А что касается музыки, то, как покровитель Метрополитен-опера, я была бы очень разочарована, если бы вы не включили в шоу несколько отрывков из знаменитых опер. Я понимаю, что вы готовите зрелище для масс, но нельзя и игнорировать вкусы тех, кто оказывает правительству помощь субсидиями, тех, кого мы называем «Общество».

Чашечка в руках Джейка больше не дрожала — он окаменел.

— Думаю, — сказал он, вставая, — вы выбрали не того композитора.

Он поставил чашечку с блюдцем на столик.

— Было очень приятно познакомиться, — продолжал он. — Не буду больше отрывать у вас время. Всего доброго.

— Постойте, минуточку, — остановил его Саймон. — Моя жена понимает это не совсем верно…

— Извините, мистер Вейлер, но, мне кажется, вам лучше подобрать кого-нибудь, кто пишет классическую музыку. Могу познакомить вас с композитором Пучинни. Он мой друг.

— Пучинни? Ваш друг? — переспросила миссис Вейлер.

— Да, — улыбнулся Джейк. — Я познакомился с ним, когда он был в Нью-Йорке несколько лет назад. Ему так понравилась одна из моих песен, что он попросил меня оставить ему автограф на нотах.

«Получите, леди», — злорадно подумал он, выходя из комнаты.

Виолет встала с дивана.

— Мама, — сказала она, — ты будто живешь в четырнадцатом веке.

— Виолет! Я не позволю говорить с собой в таком тоне! — воскликнула она.

— Не могу поверить, как бесцеремонно ты вела себя с ним. Я считаю своим долгом извиниться.

И она вышла из комнаты.

— Не за что извиняться. Тоже мне — Пучинни. Будто я поверю этим сказкам! Пучинни даже не говорит по-английски. Скатертью дорога, мистер. Рубин.

Когда Виолет вышла в холл, дворецкий как раз открывал дверь.

— Мистер Рубин, — произнесла она, торопливо подходя к нему. — Я… примите мои извинения за маму. Она не имела в виду и половины того, о чем говорила…

— Правда?