– О вы, выразители бессмертного гуннского духа – степных костров в зорях исцеляющих завоеваний пространств, и ненависти к преградившим путь оседлым со своим укладом, поселившимся прямо на нужных просторах и не дающих пользоваться их добром. И ты, добродушный народ, непривычный к мышлению и берущий мысли исключительно из «позоров». Ответьте-ка представителям восходящей энергии, которые считают, что та энергия лучше, потому что она больше способствует расцвету!
Это была мешанина мыслей из наших с ним споров. Он сунул микрофон под нос Либералу. Тот оскорбленно отодвинулся, нехотя сказал:
– Я уважаю нашего чужденца. Но должен заявить, что его иллюзии не принесут ничего, кроме бессмысленного телодвижения. Ошибка бунтарей в том, что они видят людей внешне, и считают их нутро легко изменяемым, только приведи веские доказательства, и вот он – соратник! Но глубочайшие, всосанные с молоком матери убеждения крепче, чем любой веник из прутьев доказательств. Аттилу считают великим устроителем, несмотря на очевидные документы о его зверствах. Где пробеже конь Аттилы, там не растеше трава.
В стане врагов послышались раздраженные выкрики. Основная арена – закрытые «личности» молчали. Может быть, по обыкновению опасались чего-то, или готовились высказаться или, не дай бог, действовать.
Я начал искренне, обращаясь, скорее, к смотревшим «позор» зрителям:
– Зачем мы хотим объять необъятное – превратить землю в сад, куда однажды привела вас через залив Меотиду Великая Лань? Не знаю. Но наша вера не иссякает, хотя вы на большой земле загадочно молчите, погруженные в гонку за вещами и успехом.
Я сделал упор на откровенность – делился сомнениями. Мы можем только возродить древние чистые поселения, где люди становятся добросердечными, и пропадает одиночество в доверии и близости. Но общество не растет без новых технологий, неизбежно зайдет в тупик.
– Власти угрюмо молчат. Не хотят выделить ни тугрика из государственного ресурса, который создаете вы.
Эдик остолбенел, и громко сказал мне:
– Ты что мелешь? Достаточно того, что у нас есть! Чистота и совесть! Не нужно никаких технологий, они вернут в рабство, зависимость от корыстных хозяев технологий. У нас все идет хорошо! Уходят лишние люди, мы только очистимся.
Я повернулся к нему.
– Без технологий не будет будущего. Катаклизмы все равно догонят нас и уничтожат.
Как не подумал, что новые технологии могут не принять не только «новые гунны», но и мои последователи?
Активисты злорадно заулюлюкали, увидев раскол во вражеском стане. Лохматые «личности» смотрели на меня с недоумением, как будто в моих штанах расстегнута ширинка. Конечно, они по-своему правы: уползли в свою скорлупу из-за глубочайшего разочарования в самой сути человеческих отношений, не сулящих ничего хорошего. Это недоверие складывалось всей историей гуннов, занятой насилием над отдельной маленькой жизнью. Не дай бог, еще кто-то начнет менять! Лучше терпеть свою долю насилия, но не вылезать.
Савел торжествовал. Сунул микрофон купцу с круглым щетинистым лицом.
– Те подали на нас в суд! – ядовито-торжествующе закричал он. – Аз сужусь не за первый раз. Каково е това? Врагове свободной торговли – основного принципа цивилизации хуните, ищут наложить нам свои правила! А те е там – в Общественном договоре. Изграждают дома по неким утопичным планове, без отдавания в наем, предпочитают их нашим хоромам по последнему слову модерновой архитектуры.
Этот купец снова взялся за строительство хором и теремов для богатых, захватывая землю, где они хотели.
– Ние да не позволим погасить нашу свободу! Подаем декларацию в суд за предательство законам хуните.
Активисты долго и продолжительно аплодировали, присоединились даже волосатые «личности», ощутив безопасность в словах щетинистого.
Либерал поднял руку, прерывая шум.
– Будем терпимыми, как установил Общественный договор. Пусть непобедимая сила нашей экономики, могущая собирать любые средства, поспорит с его, как это… футурополисом. Не вижу ничего опасного.
Послышались протесты. Тяжело поднялся тумбообразный атаман.
– Разве не виждам, че е секта? В нашей станице была такова, мы ее борзо… В их сектарианском доме вершаются темные действия, туда приходят много блудливых дам, не желают жить в нашем законе. Говорят, совершают «свальный грех». Жены е врата к дьяволу! Живете блудом!
Я старался подавить в себе разрушительную энергию гнева. И фальшиво улыбнулся.
– Господа! Вложите мечи в ножны и послушайте. Вам здесь, на «позоре», предлагают разобраться в происходящем. Мы тоже хотим разобраться. Мы на равных.
– Заловили наши земи! – проревел атаман. – Нашественники! С вами в едно поле испражняться не сядем!
Арена радостно засмеялась.
Я по обыкновению забыл, что в словесных драках убеждать бессмысленно.
– Где вы нашли захватчиков среди тех, кто обрабатывает окраину в поте лица?
Взвинченный Эдекон, сняв очки, с беспомощным лицом, сорвался высоким голосом:
– Чего орешь, сатрап, как на базаре? Можешь привести хоть одно доказательство?
И обратился к сидящим.