Элита собралась на свой привычный вечер у Либерала, снова набиравшего вес в обществе. Его хоромы неистребимо обрастали современной роскошью и гламурными безделушками – признак нобиля. Может быть, уже превзошли прежний богатый терем.
Страсть обустраивать свое жилище и украшать себя свойствен всем эпохам. Но гунны, как дикари, завороженно глядя на цветные бусы, ярче и свежее захвачены внешней красотой интерьера теремов, драгоценных камней, пушистых мехов, затейливых вышивок, в моем же продвинутом мире все это ушло в глубину, ибо мозг заполнился напряженной мыслью.
Здесь уже сидели «прогрессивно мыслящие» представители различных «органов», и даже левые депутаты парламента. Я кивнул напряженному професс'oре Летописцу и старому знакомому – купцу с круглым щетинистым лицом, выражавшем беспокойное самодовольство.
Ужинали в просторной столовой, по средневековому освещенной странным светом цветных окон в виде роз. Богатая посуда напоминала старинные сервизы, оставшиеся под пеплом вулкана на прежнем пепелище.
– Что это за неопознанный объект, с которым вы разговаривали? – спрашивал Либерал, привычно пробуя в бокале вино из его подвала. – Это нас всех потрясло, даже изменило сознание.
Они считали свой остров центром земли, и были поражены.
– Ничего особенного, – отвечал я. – Это наша геологическая экспедиция, впервые увидела Остров.
– Това, което она ищет? – встревожился щетинистый купец, финансирующий строительство дворцов для богатых.
– Вы же слышали – они не хотят вмешиваться в диковинный для них уклад жизни. Мы знаем анклавы первобытных племен, затерянных в океане, они живут своей жизнью, но их ценят, как своеобразную ветвь цивилизации. Тем более оценят вас.
– Те ще прилетят отнова?
– Может быть.
Кажется, они воспринимали это событие не так, как я. Наверно, как бабки, спешащие к храму святой Матроны, жаждущие чуда исцеления. Или как угрозу небесной кары их жестокого Господа Мира, однажды погубившего их прежний Остров.
– А что за ай..?
– Айфон. Средство мгновенной связи со всем земным шаром.
Я вытащил из-под халата гаджет. Он пошел по рукам. Они двигали пальцами экран во все стороны, поражаясь меняющимся цветным картинкам. Это было такое изумление, словно увидели изображения космонавта в шлеме и атомного взрыва, найденные в пещерах десять тысяч лет назад.
Купец остановил глаза на мне.
– Мыслишь, ние полюбим иноземних? Не е случая, че один народ не покорял друга. Може, вие демони, посланные унищожить нас.
– И унесут тебя в небесный корабль, – ядовито ощерился Савел. – Разделают, чтобы найти по черепу твое место в цепочке развития человекообразных.
Я не знал, как разворошить тьму их веры в сказки о духах и демонах.
– Может, вы и во мне видите злого демона?
– Не е така, – сказал кто-то.
Купец, опрокинув в рот бокал гунновки, поморщился и спросил:
– А все же, че вие изграждаете? То е чудовище, кое то убьет нас конкуренцией.
Хмуро молчавший Эдик вдруг сорвался:
– Мы хотим показать кусочек неба свободы! Чтобы было яснее, куда уже приводила гуннов Великая Лань. Строим фаланстер, в котором живут свободные люди.
Купец воззрился на него маленькими бегающими глазками.
– Не знам, какво ще буде, но аз имам поручения на дворцы и терема за краем града. Така че, изграждайте свой собственный футур… тьфу! и аз буду успешным.
Он теперь не был настроен непримиримо. Мы поспособствовали его успеху: у него появились заказы на дачные участки за городом – неприступные крепости свободы со стенами метровой толщины.
– А чему вы научаете в Академии? – спросил учтивый зловещий голос. Я узнал члена комиссии по контролю. – Некие диспуты. Школяры обыкновенно придерживаются ереси.
Летописец мягко возмутился.
– Там, гдето мечи предков пробили тропу, ние боремся резким словом, а там, гдето войны наскоро справляли кровавую тризну, боремся мирными учениями. Гдето лес ереси и греха протянул свои бодливые ветви, там нашим усилием вырастет кедр веры, устремивший свой верх к звездам.
Он знал русский, но принципиально говорил на своем самовитом языке.
– Аквинат? – чмокнул губами Либерал.
– Да, так научили великие святые.
Речь Летописца меня вдохновила. Хотелось, чтобы они, наконец, поняли все благородство нашей цели.
– Мы учим самопознанию, деланию себя. Только личность может изменять мир.
– Кто нуждается в гнилом човеке с очилами? – жестко спросил Купец. – В клозет его!
Эдик снял очки и приподнялся, наверно, приняв это на свой счет. Я дернул его за рукав.
Савел посмотрел на купца, как на дебила.
– Может быть, личность, как говорит мой друг, и ничего не может в истории, но зато он свободен уйти в природу и размышлять.
– Размышляющий лучше понимает предание, – скромно сказал Летописец.
Зря мы затеяли этот разговор. Толщу эпохи не пробьешь. Я плюнул на их средневековый уровень и стал говорить открыто: