Остров, или Христиан и его товарищи

Причалил ратный люд, свершить готовый
Бестрепетно и слепо долг суровый.
Так мчится ветр в осенний листопад,
Лес оголит — и не глядит назад.
И все ж, быть мажет, легче было б им
Мстить чужакам, — не родичам своим:
Пусть дерзкие Британию забыли, —
Они Британии сынами были…
Кричат: «Сдавайтесь!» Те молчат. Сверкнул
В луче металл уставившихся дул.
Вновь тот же клик, — молчанье то ж в ответ.
И громче третий зов — отзыва нет,
Лишь по скалам грозящий отзвук грохнул
И в пропастях таинственных заглохнул.
Вдруг треск сухой… Мгновенный вспыхнул блеск.
Все дым застлал. В ущельях гул и треск,
Умноженный раскатным эхом, грянул.
Град пуль от скал, расплюснутый, отпрянул.
Был дан тогда единственный ответ,
Возможный тем, кому надежды нет:
Враг лез на приступ; Христиан вскричал
Своим «пали!» Еще не замолчал
Отгул теснин, как два из строя пали.
По кручам остальные наступали,
Карабкаясь. Безумием врагов
Взбешен, отряд на крайнее готов,
Чтоб кончить дело. Что ступень — то крепость,
Дробящая их натиска свирепость.
Над бездной виснут. Христиан борцов
Твердынями обрывистых зубцов
Ведет искусно. Ищут обороны
На высотах, где лишь орлам притоны.
Их каждый выстрел — смерть: за трупом труп,
Катяся в глубь с уступа на уступ,
Как раковина, падает на мель.
Живых стремит все выше бранный хмель.
Еще довольно смелых. Окружают
Отвсюду трех; повсюду угрожают.
Их, что живыми взять нельзя нигде,
Смерть, как акулу, держит на уде.
Дралися храбро трое. И, кто пал, —
О том врагу стон смертный не сказал.
Был дважды ранен Христиан. Для жизни
Уж не нужна пощада; но отчизне
«Прости» шепнуть он мог в предсмертный час.
Вождю предложена в последний раз
Пощада. Он, как сокол круч, лишенный
Птенцов, с бедром разбитым, погруженный
В полузабвенье, полз. Заслыша зов,
Вдруг ожил — и ближайшим из врагов
Кивнул призывно. Те бегут. Хватает
Ружье, — нет пули, — медную срывает
С камзола пуговицу, в ствол забил,
Прицелился, курок спустил, — убил
Врага, и улыбнулся, — и, как змей,
Повлекся к срыву, где скала прямей,
Глядит в отчаянье. Туда ничком
Подполз он, оглянулся, кулаком
Сжал руку — и с землей, грозясь, простился
Проклятием… рванулся, покатился
Стремниной вниз… и долу, труп безвидный,
Пал, — коршуну добычей незавидной:
Раздранные останки так малы…
Дымился кровью под пятой скалы
Кудрявый скальп, да сталь вблизи чернела,
С которой длань его закоченела, —
Под брызгами прибоя ржаветь ей…
Где остальное? Жизнь его частей
Хладела… А душа?.. О, кем изведан
Души заветный путь? Нам заповедан
Долг хоронить усопших, не судить.
Тебе, судящему, не убедить
Тем грозного судьи твоих деяний;
И ты — невольник вечных воздаяний, —
И разве смертной мысли нищетой
Умилосердишь суд сердец святой!