Остров Корфу – последний бастион Византии

Когда пал… Контостефан, начальство над морскими силами поручено было великому доместику Иоанну, впрочем, так, что он не получил вместе с тем названия великого вождя, а только мог командовать флотом и управлять делами, как человек весьма опытный в звании военачальника, храбрый и одаренный отличными предводительскими способностями. Между тем царь, досадуя, что время проходит напрасно, и не желая губить дни без пользы, как некогда кефалинский царь Улисс не хотел губить быков солнца, взошел на предводительский корабль и, объехав кругом всю Керкиру, тщательно осматривал, с которой бы стороны можно было напасть на нее. А осада действительно тянулась три месяца, потому что не мог же он притащить Оссу, или придвинуть Афон, или нагромоздить горы на горы, чтобы таким образом легче взять крепость – все эти дела баснословные и невероятные. Но в то время, как он совсем не знал, что делать, ему пришло на мысль перекинуть в одном легкодоступном по своему внутреннему положению ущелье деревянную лестницу, построенную в виде круглой башни. С этой целью сплотили корабельные леса, сколотили мачты больших кораблей, сделали наставки к тем, которых высота была недостаточна, и, наконец, устроили лестницу в виде башни. Когда ее подняли и приставили к крепости, вершина ее доходила до края и неровной оконечности скалы, с которой начинается городская стена, так что тут можно было сойти с лестницы и вступить в бой с бывшими на стене неприятелями; а ее основание, твердо сплоченное и крепко прибитое, неподвижно лежало на кораблях. Затем были вызываемы охотники взойти по этой лестнице, люди самые храбрые и отважные на войне, и сам царь провозглашал: «Кто любит царя и не боится опасностей, пусть идет вверх». Однако никто не являлся на вызов, напротив, все отказывались идти, страшась великой опасности, пока четыре родных брата Петралифы, происходившие из племени франков и жившие в Дидимотихе, не послушались императора и первые не взошли на лестницу. А лишь только отважились они, и еще прежде их – Пупаки, оруженосец великого доместика, с одушевлением бросившийся на это дело, за ними из соревнования последовало немало и других. Царь, похвалив всех их за усердие и скорую решимость и, отделив из них до четырехсот человек, которые были известны ему многократными воинскими подвигами и особенной храбростью, приказал им идти вверх, сказав наперед длинную речь для возбуждения их мужества и обещав как им, так и детям их великие награды и свое благоволение. «Если вы, – говорил он, – останетесь в живых, избежав угрожающей опасности и доблестно совершив предстоящий подвиг, – вы найдете во мне вместо государя и царя самого нежного, как и не ожидаете, отца. Если же лишитесь жизни, стараясь заслужить честь отечеству и славу себе, я и тогда не откажусь воздать вам все почести по смерти и сделаю столько добра вашим домашним, детям и женам, что и живые будут им завидовать и ублажать их, и вы сами, перейдя в другую жизнь, будете радоваться, если только есть в умерших какое-нибудь чувство и если не только дела минувшие не изглаживаются из их памяти забвением, но и то, что совершается после в этой жизни, достигает до них и бывает известно умершим». Итак, первый, как я сказал, стал подниматься, сотворив на себе крестное знамение, Пупаки, за ним последовали братья Петралифы, а потом и другие, пока все не взошли на лестницу. Из бывших при этом зрителей не было ни одного, чье бы сердце не стеснилось от скорби при столь необыкновенном зрелище, кто бы не зарыдал и, заливаясь слезами и ударяя себя в грудь, не обратился с молитвой к Богу. И действительно, зрелище было поразительное. Одни шли вверх с поднятыми для безопасности над головой щитами и обнаженными мечами и, приблизившись к находившимся на стенах неприятелям, отважно вступали в бой; а другие сыпали на них всякого рода снаряды и бросали тяжелые камни. Но все усилия врагов были напрасны: римляне, поражаемые всякими орудиями, как наковальни молотками, были неутомимы, непоколебимы, непреклонны и, несмотря на опасности, неустрашимы. И верно эта борьба имела бы прекрасный исход и доставила бы славу римлянам, если бы негодный случай, примешивающийся и к величайшим предприятиям и всегда как-то вредящий им, доставив этому делу отличное начало и польстив надеждой на успех, в конце не изменил ему. В то время как Пупаки сошел уже с лестницы и, став твердой ногой на скалу, вступил в бой с бывшими на стенах неприятелями, вдруг лестница обрушилась. Наступило жалкое и невообразимое зрелище: все бывшие на лестнице стали опрокидываться, падали вниз головой и плечами и жалко погибали, уносимые волнами моря, разбиваясь о скалы и палубы кораблей и поражаемые камнями сверху, так что из многих весьма немногие избегли опасности. А Пупаки, рассеяв бывших на стенах неприятелей и нашедши отпертые небольшие воротца, возвратился через них к своему войску. Это не только поразило римлян и императора, но было чудом и для самих врагов, и они, устыдившись бесчеловечия и жестокости, в которых упрекали их за то, что они бросали сверху камни на упавших с лестницы, перестали бросать их из уважения к храбрости павших.