Остров Корфу – последний бастион Византии

Впрочем, оговоримся сразу – имеются разные сведения, касающиеся времени появления Ветрано на Корфу: согласно одним, это произошло за несколько лет до IV Крестового похода, согласно другим – после падения Константинополя, что как бы более естественно, однако пишут (Софи Аткинсон, например, которая не чужда ошибок; впрочем, история – не ее стихия), что, когда крестоносцы прибыли на Корфу, местные жители приняли их с радостью, как избавителей от тирании Ветрано. Опять приходится «рассусоливать». Наши главные латинские информаторы о пребывании крестоносцев на Корфу (7 апреля 1203 г. крестоносно-венецианский флот отплыл из Венеции на Корфу, а 24 мая оттуда двинулся на Константинополь) – рыцарь Робер де Клари (ок. 1170–1216 гг.) и маршал Жоффруа де Виллардуэн (ок. 1150 – м. 1212 и 1218 гг.) – о Ветрано молчат, их интересуют только Алексей – греческий претендент на престол, которого они везут с собой (ок. 1183–1204 гг., правил как Алексей IV в 1203–1204 гг.; сын свергнутого и ослепленного Исаака II Ангела), и склоки меж крестоносцами. Де Клари: «Еще до того, как молодой человек и послы прибыли в Задар, флот крестоносцев отбыл к острову Корфу, потому что Пасха уже прошла. Однако когда флот двинулся туда, две галеры все же были оставлены в Задаре, чтобы подождать послов и молодого человека. И пилигримы пребывали на острове Корфу, пока из Германии не приехали послы и молодой человек. Когда юноша и послы прибыли в Задар, они нашли там эти две галеры, которые для них оставили, и они вышли в море и плыли до тех пор, пока не прибыли на Корфу, туда, где был флот. Когда пилигримы увидели, что молодой человек прибыл, все они вышли ему навстречу, приветствовали его и устроили ему пышное торжество. Когда молодой человек увидел, что знатные люди оказывают ему такие почести, как и все, кто находились на кораблях, которые там были, он обрадовался, как никто другой до этого никогда не радовался. И тогда маркиз вышел вперед, взял молодого человека и увел его в свою палатку. В то время как юноша находился там, все знатые бароны и дож Венеции также собрались в палатке маркиза; и они судили и рядили о том о сем и в конце концов спросили у юноши, что он сделает для них, если они поставят его императором и возложат на него в Константинополе корону; и он ответил им, что сделает все, чего бы они ни пожелали. Так они судили и рядили, пока он не сказал им, что выдаст войску 200 тыс. марок и будет на свой счет содержать флот в течение одного года, и сам отправится с ними за море со всеми своими силами, и до конца своих дней он будет содержать в Заморской земле за собственный счет 10 тыс. вооруженных ратников и что всем крестоносцам, кто уедут из Константинополя и отправятся за море, он доставит пропитание сроком на один год. И тогда созвали всех баронов войска и всех венецианцев, и когда все они собрались, то дож Венеции встал и обратился к ним с речью. «Сеньоры, – сказал он, – теперь нам представляется резонный предлог двинуться на Константинополь, ежели вы это одобрите, ведь с нами – законный наследник трона». Так вот, нашлись тогда и такие, которые не согласились идти в Константинополь, и они говорили: «Ба! Что нам делать в Константинополе? Нам нужно совершить наше паломничество и выполнить наш замысел идти на Вавилон или Александрию, да и флот наш должен следовать вместе с нами лишь один год, а уж полгода прошло». Другие возражали им: «Что нам делать в Вавилоне или в Александрии, когда у нас нет ни продовольствия, ни денег, с которыми мы могли бы отправиться туда? Для нас куда лучше, прежде чем мы двинемся прямо туда, добыть съестные припасы и деньги, воспользовавшись подходящим случаем, нежели идти туда погибать от голода. Тогда мы сможем добиться какого-то успеха, а ведь Алексей предлагает нам идти вместе с нами и содержать наш флот и всю нашу рать за свой счет еще в течение года!» И маркиз Монферратский более, чем кто-либо другой из тех, которые там были, приложил усилий, чтобы двинуться на Константинополь, потому что он хотел отомстить за обиду, которую нанес ему император, правивший тогда империей… Когда дож Венеции сказал баронам, что теперь им представляется подходящий предлог для того, чтобы направиться в Константинопольскую землю, и что он за это, все бароны до единого согласились с ним. Затем спросили епископов, не будет ли грехом идти туда. И епископы ответили и сказали, что это не только не явится грехом, но будет скорее благочестивым деянием, ибо, поскольку с ними законный наследник, которого лишили его наследственного достояния, они могут оказать ему помощь в отвоевании его права и в отмщении его врагам. Затем они заставили юношу поклясться на святых мощах, что он выполнит условия соглашения, которое заключил с ними раньше. Итак, пилигримы и венецианцы согласились отправиться в Константинополь. И вот они подготовили флот и снаряжение и вышли в море». Де Виллардуэн: «Нефы и юиссье начали выходить в море. И было решено, что они причалят в гавани Корфу – некоего острова в Романии (по другому переводу – «острова, принадлежащего Константинополю», что дает немного иной оттенок, если рассуждать о властительстве Ветрано. – Е.С.) – и что первые обождут остальных, пока не соберутся все вместе. Так они и сделали. Прежде чем дож и маркиз с галерами отплыли из гавани Задара, сюда прибыл Алексей, сын императора Сюрсака Константинопольского; а его послал сюда король Филипп Германский; и он был принят с великой радостью и великими почестями. И дож предоставил ему столько галер и кораблей, сколько ему было нужно. И таким образом они отплыли из гавани Задара, и был попутный ветер; так плыли они до тех пор, пока не достигли гавани Дюраз. И жители города весьма охотно сдали город своему сеньору, когда узрели его, и поклялись ему в верности. И они выехали отсюда, и прибыли на Корфу, и застали там войско, которое разместилось перед городом, раскинув палатки и шатры, а кони были выведены из юиссье, чтобы попастись. И когда пилигримы узнали, что в гавань прибыл сын императора Константинопольского, вы могли бы увидеть, как множество добрых рыцарей и множество добрых оруженосцев поспешали им навстречу и вели множество добрых коней. Так приняли они его с великой радостью и великими почестями. И он приказал поставить свою палатку посреди войска, и возле раскинул свою маркиз Монферратский, покровительству которого его вверил король Филипп, чьей женой была его сестра. Они оставались три недели на этом острове, который был весьма богат и плодороден. И во время этого пребывания с ними случилась беда, огорчительная и тяжкая: большая часть тех, кто хотел, чтобы войско распалось, и которые уже до того злоумышляли против него, посоветовались между собой и сказали, что дело это кажется им чересчур долгим и весьма опасным, и что они не останутся на острове и покинут рать, чтобы уехать прочь, и что с помощью жителей Корфу, когда рать отбудет, они пошлют к графу Готье де Бриенну, который в то время держал Брандиз, чтобы он прислал суда, на которых они отправятся в Брандиз. Я не могу назвать вам всех тех, кто споспешествовал этому делу. Но я назову вам часть главных предводителей. Это были Эд Шампанец де Шанлитт, Жак д’Авень, Пьер Амьенский, Гюи, шателен де Куси, Ожье де Сен-Шерон, Гюи де Шапп и Кларембо, его племянник, Гийом д’Онуа, Пьер Куазо, Гюи де Пем и Эм, его брат Гюи де Конфлан, Ришар де Дампьер, Эд, его брат, и многие другие, которые втайне обещали им принять их сторону и которые из чувства стыда не решались объявить об этом открыто; и книга свидетельствует, что более половины рати было с ними согласно. И когда об этом узнали маркиз Монферратский, равно как и Бодуэн Фландрский, и граф Луи, и граф де Сен-Поль, и бароны, которые держали их сторону, они были в сильном смятении и сказали: «Сеньоры, дело наше худо: если эти люди уедут от нас вслед за теми, которые многажды оставляли нас, то наше войско погибло и мы не сможем произвести никакого завоевания. Так пойдем же к ним и будем умолять их, Бога ради, чтобы они прониклись жалостью к самим себе и к нам, и чтобы не обесчестили себя, и чтобы не помешали подмоге Заморской земле». Такое решение было ими принято, и вот все они разом двинулись в некую долину, где те собрались на свою сходку, и они привели с собой сына императора Константинопольского и всех епископов, и всех аббатов войска. И когда они туда явились, то сошли с коней и двинулись им навстречу. И бароны припали к их стопам, обливаясь слезами, и сказали, что они не уйдут, покуда те не обещают им не покидать их. И когда те увидели такое, они прониклись великой жалостью и восплакали, узрев, что их сеньоры и их родичи, и их друзья припали к их стопам; и они сказали, что посоветуются об этом, и отошли в сторону, и стали говорить меж собой. И итог их совета был таков, что они еще останутся с ними до праздника св. Михаила при условии, что им поклянутся, как положено, на святых мощах, что начиная с этого дня в любое время, как только они того потребуют, в течение пятнадцати дней им предоставят честно и без всяких хитростей флот, на котором они сумеют отправиться в Сирию. Так было договорено и скреплено клятвою. И тогда было великое ликование во всем войске; и они погрузились на нефы, а кони были введены в юиссье. Так они отбыли из гавани Корфу накануне Троицы, которая была в год от воплощения Господа нашего Иисуса Христа 1203; и там были собраны вместе все нефы, и все юиссье, и все галеры войска, а также довольно много купеческих кораблей, которые здесь к ним присоединились. И день был прекрасен и ясен, и дул тихий и легкий ветер. И они поставили паруса по ветру. И Жоффруа, маршал Шампанский, который продиктовал это произведение и который ни разу ни единым словом не солгал с умыслом о том, что ему ведомо, – а он бывал на всех советах – верно свидетельствует вам, что никогда не видано было столь прекрасного зрелища: и флот этот казался именно тем, который непременно должен завоевать землю, ибо, настолько охватывал взгляд, только и виднелись паруса нефов и кораблей, так что сердца людей были преисполнены радости».