Я и сам неоднократно убеждался в том, что окинавцы не прочь выпить. Маленькие продовольственные магазины имеют у входа широкий навес, под которым стоят столики. Радостное событие можно отметить с друзьями тут же, купив сакэ (японскую рисовую водку) или авамори (местную рисовую водку), которая в два раза дешевле, но вдвое крепче. Два-три окинавца берут одну бутылку емкостью 1,8 литра и легко с ней справляются. Один из таких магазинчиков, которым владела госпожа Сирома, добродушная курчавая женщина лет пятидесяти, располагался рядом с нашими домиками, и мы нередко покупали там продукты. Однажды меня и еще двух работников павильона мужчины, жившие по соседству, пригласили разделить с ними небольшое торжество: сын одного из них за час до того победил в беге на сто метров с неплохим временем. Одна бутылка низкосортного виски «Никка» была уже пуста, вторая наполнена наполовину. Мы выпили по рюмке за успехи их детей. Окинавцы, которые запивали все кока-колой и почти не закусывали, как будто не пьянели. «Чего тут пить», — ответил отец виновника торжества, сделав пренебрежительный жест в сторону пустых бутылок, когда кто-то из нас выразил на этот счет свое удивление.
Еще недавно наиболее значительным торжеством в семье было тринадцатилетие сына или дочери, на него приглашались и родственники, и соседи. С этого времени мальчик мог носить мужскую прическу — пучок с большой заколкой, девушкам же делали татуировки на тыльной стороне ладони. Этот обычай был запрещен японскими властями, и П. Ю. Шмидт наблюдал татуировки только у женщин старше 40 лет. Спустя полвека я увидел лишь одну татуировку — на руках Мадзуру Кокэн, когда она разрезала ножницами ленту в день открытия «Экспо-75». Это был самый простой из известных этнографам рисунков: несколько овальных пятен, каждое величиной с боб, покрывали суставы пальцев, и три виднелись на тыльной стороне ладони. П. Ю. Шмидт сумел запечатлеть два традиционных узора на бумаге во время посещения острова Амамиосима.
Правый рисунок называется «цветок», левый, напоминающий разводы черепахового панциря, так и именуют «черепаха». Наносились они «индийскими чернилами», разбавленными ава-мори.
Существуют несколько объяснений этому вымершему обычаю. Согласно первому, жители островов Рюкю надеялись таким образом обезопасить своих дочерей от пиратов, поставлявших живой товар в публичные дома Японии и других стран. Татуировки же делали местных женщин совершенно непривлекательными для иноземцев. Вторая версия толкует обычай делать татуировки как часть обряда инициации, знаменовавшего конец детства. Действительно, регистрационные записи шестидесятилетней давности говорят, что замужество в четырнадцатилетием возрасте было в те времена обычным явлением. На острове Мияко, издавна славившемся своими искусными ткачихами, татуировки на руках женщин отражали достигнутое ими мастерство. Таканоя, автор упомянутой ранее публикации в журнале «Фудзоку гахо», утверждает, что татуировки жительниц Мияко точно соответствовали освоенным ими на ткацком станке узорам. У пожилых мастериц, по его словам, они доходили до локтей. Американский этнограф Клэренс Глэкен в своей книге «Великий Лучу» (так тоже в прошлом называли острова Рюкю) высказывает предположение о связи татуировок с семейно-родовыми отношениями и системой названий дворов. К сожалению, его версия пока не исследована, да и трудно приступать к изучению этого вопроса сейчас, когда самым «юным» носительницам татуировок 90 —100 лет и осталось их совсем немного.
Каждому, наверное, приходилось хоть раз в жизни ездить на экскурсионном автобусе. За сравнительно короткое время из его окна можно увидеть многое. Но длительные поездки, несмотря на прекрасную погоду, захватывающие пейзажи и волнующие встречи с седой стариной, могут через несколько часов утомить путешественников, притупить их внимание. Глядишь, один-другой уже дремлет, не замечает окружающую его красоту. На Окинаве я лишний раз убедился, что во время путешествия многое зависит от хорошего экскурсовода.
14 ноября — день поездки по острову — выдался мрачным, в дороге нас застал дождь. В ноябре и декабре он льет почти ежедневно. Капли струйками стекали по окнам автобуса, навевая тоску.
Цветные фотопленки, заранее приготовленные для окинавских достопримечательностей, лежали в карманах мертвым грузом. В такую погоду невозможно отличить метелки тростника от ковыля. Унылое серое море сливалось с таким же свинцово-дымчатым небом, ярко-зеленые островки превратились в невыразительные темные нагромождения. Поездка наша закончилась бы так же скучно, как и началась, если бы к нам не присоединилась девушка-экскурсовод из окинавского экскурсионного бюро. Ее звали Кадзуко. Она впорхнула в автобус сразу после Наго, у морского парка.