Остров кукол

Каролина, его старшая дочь, унаследовала красоту от матери, хотя ей так и не довелось полностью раскрыть ее, расцвести по-настоящему. Ей было всего четырнадцать, когда она, вместе с матерью, сгорела в собственной кровати, так и не проснувшись. Так несправедливо, так трагично. У нее впереди была целая жизнь, у нее было столько неосуществленных планов, она столько могла дать этому миру, столько радости привнести в него. Она хотела стать учительницей, — а потом и директором школы. «Только не такой злюкой, как директриса в моей школе, — обязательно уточняла она. — Я буду доброй директрисой. Буду выслушиватиь каждого ученика, кто придет ко мне за помощью и советом». В своих фантазиях Каролина собиралась поселиться «в соседнем квартале», чтобы Хавьер с Паолой почаще могли заходить в гости, завести собаку, и кошку, и кролика. У нее была бы большая, просторная кухня, где она готовила бы великолепные обеды для всех, кто придет.

Для младшей сестренки Каролина была объектом беззаветной любви и тщательного подражания. Фатима души в ней не чаяла, частенько подражая сестре в выборе причесок и нарядов. Фатима… неизменно веселая, готовая на проказы, невинная, подобная ангелочку. Слезы, с которыми Солано прежде удавалось бороться, все-таки навернулись на его глаза. Сейчас ей уже исполнилось десять лет. Разбита параличом и прикована к кровати, ничего не действует — лишь голова и одна рука. В десять лет… Порой Солано думал, что Фатиме было бы лучше погибнуть при том взрыве фейерверка вместе с матерью и сестрой. Тогда она могла бы упокоиться с миром.

Взрыв прогремел среди ночи: грохот, подобный раскату грома, — вслед за ним вокруг него начали рушиться стены и потолок. Куда ни посмотри, везде падают глыбы… Потом были крики и огни фонарей, пожарные, которые вытаскивали его из-под завалов, вели сквозь руины его собственной спальни, прося не оглядываться. Едва держась в сознании, он нарушил запрет, оглянулся — и увидел Паолу… вернее, то, что осталось от его жены, потому что из-под огромного цементного блока торчали лишь окрашенные кровью, обугленные рука и часть ноги.

Должно быть, Солано лишился в тот миг чувств, потому что дальше его воспоминания ограничивались больничной палатой, где врач рассказал ему о гибели Паолы и Каролины, о том, что Фатима еще жива, в критическом состоянии. Ее разместили в отдельной палате, с аппаратом, от которого к ней тянулось множество трубок и проводков. Она не реагировала на его голос, но дышала самостоятельно. Он оставался рядом с ней всю ночь, не прекращая молиться. Утром Фатима пришла в себя, и только тогда докторам удалось оценить всю тяжесть ее травм.

Наконец Солано смог предаться скорби, поначалу тихо и скрытно, но затем его беззвучные слезы превратились в мучительные, выворачивающие наизнанку рыдания, которые в свою очередь переросли в надрывный вой — столь оглушительный и исполненный муки, что двум медсестрам пришлось спешно вывести его из здания.

2

Ночь Солано провел в баре, где напился до полного ступора. Утром он проснулся на уличной обочине. Видно, работники бара вынесли его сюда, когда стали закрывать заведение и выяснили, что у него нет при себе ни паспорта, ни денег.

Он понимал, что должен вернуться в больницу. Фатима была жива и нуждалась в нем, в своем отце. Но он не мог заставить себя вернуться и снова увидеть дочь, такую хрупкую и беспомощную. Он не мог рассказать ей, что она никогда больше не сможет ходить, или бегать, или кататься на велосипеде, вообще ничего не сможет делать сама, без чужой помощи. И потом, чем он мог быть для нее полезен? Он не мог вернуть ей ноги или руку. Он мог только жалеть ее, плакать о ней — не смог бы сдержаться. А в этом Фатима точно не нуждалась: ни в его жалости, ни в слезах. Ей будет лучше и вовсе обойтись без отца.

Солано направился к своему дому — туда, где он жил еще совсем недавно. Там его встретили ограждения, но один полицейский милосердно пропустил его поискать бумажник и собрать в мешок хоть какую-то одежду. Он пытался не глядеть на пятна крови, бросавшиеся в глаза со всех сторон, но они были повсюду… И, если бы ему повезло найти чей-то револьвер, он вполне готов был вышибить себе мозги.

Остаток дня он провел в бесцельных скитаниях по городу… и продолжал эти скитания весь следующий год, спал в парках или узких переулках, добывал пропитание из мусорных баков, клянчил у прохожих мелочь, чтобы купить дешевой текилы.

В итоге Солано оказался в Сочимилько. К тому времени он достаточно пришел в себя, чтобы не терять работу посудомойщика в ресторане, а спустя еще несколько месяцев устроился развозить семьи по старым каналам в потрепанной гондоле. Сады и густая зелень островов обладали целительной силой, они успокаивали его, и городские смог, шум и сутолока отступали далекодалеко. Все свободное время он стал проводить в одиночку исследуя сложную паутину каналов. Порой он пропадал там целыми днями, даже неделями.

А однажды не вернулся вообще.

3