Остров любящей женщины

— Катька, я никому и никогда такого не говорил, и сейчас говорить ничего подобного не имею права, — Леха Васильев гладил Катерину по голове, как маленькую девочку. — У меня такая жизнь суматошная, что сказать тебе «жди меня»… это не правильно, нельзя этого делать. И все же я тебе это говорю — жди меня, ладно? Просто, когда ждут, проще возвращаться. Есть куда возвращаться. Я сейчас поцелую тебя и пойду, и не будет никаких слез, потому что мне от них очень плохо. Не плачь, пожалуйста.

Она снова кивнула.

Их уже торопили на регистрацию, и поцелуй вышел скомканным, быстрым, Катя даже не успела ответить на него, Васильев вскинул похудевшую свою сумку на плечо и шагнул на контроль. Девушка в синей форме быстро просмотрела его билет, паспорт. Васильев взял свои документы, последний раз посмотрел на Катерину.

Она стояла, съежившись, как замерзший воробей. Тяжелый пакет оттягивал руку. Растрепавшиеся прядки волос выбились из прически. Она улыбнулась Васильеву. Он видел, как она это делает — через силу. От этой улыбки лицо у Катьки было какое-то… перевернутое. Такие лица бывают, если смотреть на фото человека вверх ногами. Или вниз головой? Хрен знает, как надо правильно говорить! Но по сути одно и то же. Вот и тут. Вроде и то же самое лицо, и все-таки совсем другое. Перевернутое.

«В дождя слепую пелену не уходи, останься рядом. Шепчу душой, губами, взглядом — не оставляй меня одну… Там ночь, и только тусклый свет чужих, тебя не ждущих окон. Уйдешь, и станет одиноко на много лет, на много лет…», — как молитву, повторяла она про себя любимые строчки.

Васильев клял себя почем зря. За этот свой приезд, за то, что верил тем, кому верить нельзя, за то, что он в этой жизни занимается делом, которое никому спать спокойно не дает. И за Катьку, которой он делает больно.

Катерина Савченко тоже ругала себя. За то, что расстроила Васильева. Она никогда еще не видела его таким потерянным. И понимала, что это все из-за ее настроения. И было бы из-за чего плакать! До 6 января какая-то неделя. Неделей больше — неделей меньше. Ждала и еще подождет. Но вот чувство какое-то… вернее, предчувствие. Предчувствие печали… Тоска какая-то жуткая на сердце, будто одна-одинешенька, в глухой тайге, без света и телевизора. Шестое чувство…

* * *

Васильев позвонил Катерине утром тридцатого декабря. Он коротко сообщил, что долетел хорошо, что все идет, как и было задумано, и бог даст, все получится.

— Мы через часик выезжаем в Первомайский, чтоб засветло добраться, — сообщил Васильев. — Так что с Новым годом я уже оттуда тебя буду поздравлять.

— Хорошо.

Катерина помолчала.

— Ты что молчишь, Кать? Опять плачешь?

— Нет, все нормально, — Катерина улыбнулась. — Ты уже пил водку с дядькой, который будет решать судьбу поселка: быть ему Катюниным или не быть?

Васильев засмеялся:

— Нет еще! Вот приедем, завтра встретимся, заманим его к себе в гости и не выпустим, пока не согласится! Ну а ты решила, где будешь в новогоднюю ночь? С девчонками?

— Нет. Завтра с утра съезжу к ним, поздравлю всех, и домой. — Катерина замялась. — Знаешь, я еще ничего не решила, но в гости ни к кому не хочу. Это ведь семейный праздник, вот и будем мы его по-семейному отмечать: я, Наполеон и Кешка…

Она и правда решила остаться дома одна. Хотелось тишины и покоя. Хотелось подумать обо всем, осмыслить все, что произошло с нею. А потом, будучи по характеру одиночкой, Катерина никогда не скучала в компании с самой собой. А новогодняя ночь… ну, что ж, это всего-навсего начало нового календарного года.

Утро тридцать первого декабря началось со звонков. Первой позвонила Анна, на часах еще не было девяти.

— Ань, ты с ума сошла! — сонно промычала Катерина. — Ты чего звонишь в выходной в такую рань?! Я же тебе говорила, что приеду сегодня поздравить вас…

— Кать, не ругайся! — голос у подруги был необычным: в нем были нотки, каких Катерина никогда не слышала. — Я тебе такое расскажу! Такое!

— Ну, рассказывай.

— Нет, я дотерплю до твоего приезда, только ты не задерживайся, ладно?

— Ладно, — проворчала Катерина. — Какое «задерживайся»! Я же еще к Юльке поеду, и дома надо кое-что приготовить. Нет, задерживаться мне некогда. Даже хорошо, что ты так рано мне позвонила, прямо сейчас и буду собираться.

В принципе, к празднику у Катерины все было готово. Елку серебристо-белую с золотыми колокольчиками и бантиками, купленную на новогоднем базаре, она поставила вчера. А для запаха купила огромную еловую лапу с шишками. Ветка за ночь выпила из вазы всю воду, и от этого стала очень симпатичной, расправилась и оглушительно пахла.

Вдобавок к шишкам Катерина повесила на ветку мандарин, грецкие орешки и конфеты. Получилась елка-ретро, в детстве у Катьки такая была. Правда, ни мандарин, ни орехов на ней не было, одни карамельки.

Когда к Катьке приходили соседские девочки, они играли у елки, загадывали игрушки. Например, «коричневое, зеленое и белое с серебром»? Это шишка. А «голубое с белым»? Сосулька. Нашедший по цветам игрушку получал приз — карамельку с елки.