Остров любви

Такого еще никогда у них в деревне не бывало, чтобы кто-то на кого-то в письменном виде наклепал и скрыл свое имя. А тут именно так и было. Началось с того, что анонимку первой прочитала секретарь сельсовета, — не такая уж и глупая баба, а ничего умнее не придумала, как передать ее председателю, вместо того чтобы вызвать его, Семена Николаевича Овцова, и втихаря сунуть ему эту галиматью. Именно галиматью, потому что иначе никак нельзя назвать эту паскудную писульку. Еще бы, в ней сообщали о том, что он, Семен Овцов, тайно встречается с Марией Андреевной Куликовой. Это он-то, у которого сын — капитан танковых войск и две замужние дочери, причем одна из них — депутат райсовета. Да кроме того, разве допустил бы себя он, Семен Николаевич Овцов, до такого позора, да еще с кем, с Марьей Куликовой?! Да ни в жизнь! На кой она ему, если он собственной женой не пользуется еще вон с каких времен. Да хоть была бы та Марья как положено бабе, а то ни рожи, ни кожи, один нос. А вот пришили «связь» — так и написано «связь» — и теперь доказывай. Будь она неладна! Хорошо еще, что она баба одинокая, а если б замужняя? Это что ж, тогда ее мужик мог бы и харю намылить? Но хрен с ней, это пусть она сама разбирается. А вот кто мог такое наворотить?

Семен Овцов выпятил нижнюю губу, она у него стала отвислой, как у сонной лошади, устремил взгляд в землю и стал думать. Когда он думал, то всегда начинал сопеть. Засопел и на этот раз.

«Ежели агрономша?» — подумал он и представил ее, постоянно занятую, озабоченную, строгую, то в ватнике, то в пленочном плаще, деловую, — такую, что не прекословь. А он, Семен Николаевич Овцов, тоже не в дровах нашелся, чтоб всякие ее замечания терпеть. Послал ее кое-куда на уборке кукурузы, вот она, по всей вероятности, и затаила обиду. А какая может быть обида, если пошел дождь, а он в одном был пиджаке? Ну, конечно, был и выпивши. Так ведь один, что ли, такой-то? И Васька Хомутов, и Колька Сизов тоже были выпивши. Вместе по бутылке красноты высосали. Так им ничего, а к нему прицепилась. Ну и ответил. Матюкнул. Так это, чтоб была ко всем одинакова и вообще не делала ему замечаний. А так-то зачем бы ее матюкать? Ну, конечно, она обиделась. Так что, по этому судя, агрономша сочинила анонимку. Больше некому. Да, она. Точно! И Овцов уже хотел было доложить председателю сельсовета — обстоятельному человеку, солидному, не чета его секретарше, — про агрономшу, но тут, по той стороне улицы, прошла библиотекарша. И ход мыслей у Семена Овцова резко переменился. «Может, и не агрономша, — подумал он, — а вот эта самая. Ну, взял у нее книгу. Ну, затерялась она, оставил где по забывчивости, так что же теперь — и житья не давать человеку? Да и не хотел брать эту книгу. Сама навязала. Зачем навязывать-то? Ведь не просил! А теперь житья нет. Потому и послал куда следует, чтоб оставила в покое. А она обиделась». Так что, вполне возможно, библиотекарша и сочинила анонимку. Прошла и даже не поглядела в его сторону. Чует кошка, чью рыбу съела. Совесть-то еще не всю растеряла. Так что, пожалуй, она, кто больше? Вот догнать и врезать: «Как же тебе не совестно грязь такую пускать на пожилого порядочного человека? Гадина ты этакая! Неуж из-за какой-то книжонки марать можно мою личность? Эх ты, так твою перетак!»