Остров любви

Я начал с того, что внимательно просмотрел за последние два года журнал «Заря». У нас это единственный журнал в городе. Он сер, как вечерняя тень. И этому есть объяснение. Его Главный редактор намертво ухватился за свое редакторское кресло, и поэтому все мало-мальски свежее по мысли, острое (а кому нужно тупое?) по постановке проблемы он начисто отвергает. И, как ни странно, это поощряется в горкоме Ивневым. Впрочем, что ж тут странного. Для Ивнева главное тоже — чтоб все было спокойно, чтоб никаких «проколов». Пусть будет бездарное произведение, но только чтоб не идейно порочное. И под этим знаком каждое мало-мальски самостоятельное, то есть хоть на сантиметр отходящее от штампа, уже вызывает настороженное отношение. Поэтому Ивнев весьма благосклонно относится к Борину — это фамилия Главного.

Но есть в таком делании журнала и для Ивнева неприятное. Это когда появляется в центральной прессе критическая статья о тех или иных произведениях, опубликованных в нашем журнале. Как правило, поругивают за бесцветность, тематическое однообразие, иногда за пошлятину. Тогда Ивнев вызывает к себе Борина и беседует с ним довольно строго.

— Вы не редактируете журнал! А должны редактировать. Сами! От начала и до конца. Не передоверяйте аппарату! На последнем этапе читайте все сами. Все! Требуйте! Будьте взыскательны! И чтобы подобного впредь не было. Не было!

— Это все происки тех, кого мы не печатаем, — оправдывался Борин. — Знали бы вы, сколько нам несут такого, что даже читать страшно.

— Что же именно?

— Критико-сатирические произведения. Я возвращаю.

— Правильно делаете. Только утверждающие. В общем, построже будьте. Построже! За слабые художественные произведения пусть взыскивает с вас ваш Союз писателей, а за идейность будем взыскивать мы. Не забывайте этого! И наконец, когда же появится роман о рабочем классе? Учтите, вы в долгу. В неоплатном долгу!

Об этом разговоре Ивнева с Бориным я узнал от заместителя Главного, втайне лелеявшего мечту о том, что будет такой день, когда он займет пост Главного. Поэтому, считал он, чем больше будет ходить о Главном недоброжелательных слухов, тем будет для него, зама, лучше. И кому же, как не газетчику, рассказать очередную новость о своем Главном.

Слушал я его, делая вид, что не очень-то мне все это интересно, и стараясь побольше выведать.

Можно многое узнать, если делать вид, что ты абсолютно безразличен к тому, о чем говорят другие. Тогда они, забыв всякую осторожность, выбалтывают самое сокровенное. Такое, о чем никогда не сказали бы, если бы я стал выпытывать. Сразу заподозрили бы что-то неладное. А тут молчишь и слушаешь безучастно, да еще вдруг возьмешь да и воскликнешь что-нибудь, увидев в стороне, скажем, какого-нибудь ирландского дога: «Ого, вот это собачка!» На что твой собеседник тут же отреагирует: «Ты что — не слушаешь, что ли?» Даже может обидеться. «Нет-нет, что ты, слушаю!» — «Ну так вот…» — и рассказ-откровение продолжается.

Кое-что прочитав по диагонали, а кое-что бегло просмотрев — большего внимания проза «Зари» не заслуживала, — я пришел к выводу, что удельный вес журнальчика куда как легок. Особенно же меня порадовало то, что в нем за все два года не было ни одной прозаической вещи о рабочем классе. А это уже был серьезный прокол. Тут Ивнев наверняка погрозит пальцем. У Виктора же Половинкина был такой роман — тот самый, о комсомольско-молодежной бригаде на крупном заводе.

В свое время я читал этот романчик на пятьсот страниц. Сказать, чтобы он произвел на меня большое впечатление, значило бы сильно преувеличить. Но все же там было немало втиснуто наблюденного. Был конфликт между директором завода и главным инженером — правда, он не имел никакого отношения к молодежной бригаде, но все же — был. Была и любовь, тоже ни пришей ни пристегни к сюжету, но была. Так что наряду с подобными романами могло бы и ему найтись местечко в толстом журнале. Но вот не нашлось. Ничего, ничего, попробуем помочь Вите Половинкину. Попробуем помочь!

С этой целью я составил план действий. План — великое дело. Только надо все хорошо продумать, все выверить с точностью до одной тысячной, тогда он становится реальным и выполнение его не так уж сложно. Применительно к людям план особенно необходим. В конце концов человек, как бы ни был умен и даже хитер, всегда беззащитен — он не знает, с какого угла подует ветер.

— Послушай, Никодим, — это я завел разговор с Посадиным, писателем Так Себе, с которым был в довольно близких отношениях — оба болели за нашу футбольную команду. — Любопытную я штуку обнаружил в «Заре». Оказывается, их совершенно не интересует тема рабочего класса. Только подумай, за два года не напечатано ни одного такого материала.

Я знал, куда метил. У Посадина к «Заре» был особый счет. Его там не печатали, и поэтому каждое упоминание об этом журнале приводило его в ярость.

— Чего же ты хочешь? Гнать их надо! Ты думаешь, им нужна настоящая литература? Черта с два!

— Так гоните!

— Ха, если бы от меня зависело.