— Вот это и подпишите, что вы непреднамеренно…
Андрей Семенович подписывает и… вбегает в квартиру.
Побледневший, растерянный, окидывает взглядом комнату и облегченно вздыхает, не видя в ней никого, кроме жены, внимательно глядящей на него.
— Что с тобой? — Ее голос сух, неприятен.
— Да понимаешь… — Но как объяснить? Посчитает за сумасшедшего. Она и так-то уже к нему относится настороженно, даже побаивается. Но все же надо объяснить, потому что на самом-то деле ничего страшного нет в его излишне ярком воображении. Даже занятно.
— Понимаешь, я никогда не предполагал, что у меня такое богатое воображение. Только стоит о чем-нибудь подумать или помечтать, как тут же я как бы переношусь в ту действительность. Понимаешь, как если бы…
— А, делать тебе нечего!
Она и раньше была грубовата, но теперь с выходом его «на заслуженный отдых», когда он целыми днями слонялся по квартире и не знал, куда себя девать от безделья, стала не в пример грубее.
— Это верно, делать мне действительно нечего, — невесело рассмеялся Андрей Семенович и больше уже ни разу не пытался с ней об этом разговаривать. Хотя неприятные видения продолжали его и преследовать, и угнетать. Но вскоре они сменились приятными. Неожиданно у него обнаружилось несколько билетов денежно-вещевой лотереи. Как-то зашел в сберкассу проверить их, и только стоило ему подумать, что мог бы на них выиграть, как тут же воображение со всей своей щедростью подсунуло ему такую явь, что у него от радости перехватило дыхание. По всем своим десяти билетам он выиграл. Потрясающе! Три легковых машины, два ковра, цветной телевизор, холодильник, две стиральных машины («Зачем мне две?» — засмеялся он) и кинокамеру. Когда-то давным-давно мечтал об этой кинокамере. Но тогда было некогда заниматься таким делом, теперь же у него масса свободного времени. Впору, очень впору и этот выигрыш. Андрей Семенович стоял перед окошечком контролера и счастливо смеялся, не зная, куда девать все эти вещи.
— Вы можете взять деньгами, — сказала ему контролерша. Это была весьма миловидная женщина, лет сорока, свободная, судя по обручальному кольцу на левой руке. На ней были золотые украшения, серьги с драгоценными камнями, перстни. Это говорило о том, что она не только любит жизнь, но любит хорошо жить. — Машины, на вашем месте, я бы взяла себе, а остальное деньгами.
— Кроме кинокамеры.
— Ну, кинокамеру можно оставить, а остальное — деньгами. Зачем, например, вам две стиральных машины? — И она улыбнулась так, что Андрей Семенович почувствовал в улыбке не только вежливость работника сберкассы, но и нечто другое, от чего он давно уже отвык, но еще не позабыл.
— Вы советуете все три машины оставить?
— А почему бы и нет? Это хорошо, когда есть три машины. Мало ли, одна испортится, на другой можно, если другая испортится — на третьей, — сказала контролерша и улыбнулась еще приветливее.
— По-моему, вы очень хорошо посоветовали.
— Я вам желаю только добра.
— Благодарю вас.
— Ну что вы, я просто рада быть вам полезной.
— Тем более.
И у них начался тот диалог, когда в словах существенного почти что и нет, зато в интонациях заложен определенный смысл.
— Кто знает, может, и меня прокатите, — игриво сказала контролерша, и посмотрела на свои перстни, и тут же внезапно бросила на него свой лукавый взгляд. От этого Андрей Семенович несколько смешался, но тут же приосанился и пообещал непременно ее прокатить.
— А какого цвета вы предпочитаете машину?
— Я как-то еще не подумал.
— О, от цвета зависит все. Даже настроение. Цвет — это визитная карточка владельца. Это его вкус, его культура, его престижность. Чем светлее машина, тем благороднее ее владелец. Значит, он не мелочен, не боится царапины или какого пятнышка на ней. Цвет — это, наконец, фешенебельность!
— Удивительно, никогда об этом не думал. Тогда уж мы вместе с вами будем выбирать цвет. Не возражаете?
— Нет, я сама хотела предложить свои услуги.
— Вот и отлично! У меня же нет совершенно никакого опыта в таких делах.
— Если желаете, завтра же можем и отправиться.
— Завтра? Очень хорошо! — Он улыбнулся и нежно пожал ей руку.
— Да что это с тобой, в конце концов! — раздался в эту минуту грубый голос жены. — Стоит, кривляется, улыбается чему-то…
Оказывается, он пришел с прогулки домой и даже не заметил, до того размечтался.
— Выпил, что ли?
— Ну что ты, — Андрей Семенович несколько смутился, развел руками и отвернулся к окну.
На улице синели сумерки. На больших скоростях проносились машины. Шагали навстречу друг другу прохожие. Раскачивали вершинами тополя. Зажигались неоновые огни. Но ничего этого Андрей Семенович не замечал. Сделав небольшое усилие, он снова оказался в сберкассе рядом с милой контролершей, и ему ничего не стоило продолжить с ней разговор. Но что-то мешало вести его беспечно. А! Мешала жена. Ну, чтобы не мешала, надо уйти на улицу. И он ушел. Там свернул в скверик и сел на дальнюю скамейку, оборотясь спиной к прохожим, чтобы не видели на его лице улыбку и не слышали тихого смеха. Он еще мог контролировать себя.