Читаем Остров любви полностью

К а т я. Да нет, замуж я не собираюсь… Только зачем ты это сделал?

А с а н. Каждый уважающий себя мужчина так бы сделал.

К а т я (удрученно). Как все у меня изменилось…

А с а н. А! «Не надо печалиться, вся жизнь впереди!» Знаешь такую песню? Песни созданы, чтобы нас утешать, когда мы ошибаемся. Раньше были молитвы, теперь песни. Мы будем любить друг друга. Будем встречаться. Будем тихо радоваться.

Входит  Ж о р а, за ним остальные, помятые, невыспавшиеся.

Ж о р а. Ты, Асан, эгоистик. Завладел Кэтрин и думаешь, так тебе это и пройдет? Нет, дорогой мой, с тебя за индивидуализм ящик шампанского и полдюжины коньяку!

А с а н. За чем дело стало? Это все есть в багажнике. Принесите, ребята.

К о л я  и  В а с я  уходят.

Ж о р а. Итак, пир продолжается! Девочки приводят стол в порядок. Кэтрин, надеюсь, поможет им? (Пристально смотрит на Катю. Обращается к Асану.) А ты знаешь, мне она вполне подходит.

А с а н (обнимая Катю). Мне тоже.

Ж о р а. Да-да, но это не имеет значения.

К о л я  и  В а с я  проносят через веранду в соседнюю комнату ящик с вином.

К о л я. Коньяк-то, оказывается, самый высший — «КВ»!

Ж о р а. Ого, Коля уже стал разбираться в марках коньяка. Это говорит о том, что из него выйдет хороший комиссионщик. Ну, пошли за стол.

Все, один за другим, уходят в соседнюю комнату. Замыкает шествие  А с а н. Перед ним покорно идет  К а т я.

<p><strong>ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ</strong></p>

Сорок девятая квартира. В столовой  Т о л и к  и  К а т я. Вечер.

К а т я. Дай сигарету.

Т о л и к. Чего это ты стала курить? (Протягивает пачку.)

К а т я. По маминой характеристике, я теперь взрослая. Значит, могу делать то, что хочу. (Закуривает.)

Т о л и к. Соня узнает — задаст тебе.

К а т я. Соня — как странно звучит мамино имя… Но я была бы рада, если бы она наказала меня.

Т о л и к. Чего ж тут радостного?

К а т я. Значит, заметила меня. Все же я ее дочь.

Т о л и к. А, ты вот про что… А чего ты, верно, стала как-то не так жить, домой не приходишь, где-то пропадаешь по ночам?

К а т я. А тебе-то что? Хочу и пропадаю.

Т о л и к. Это, конечно, твое дело, но не советовал бы. Погубить себя можешь.

К а т я. Ой, какая отеческая забота! Прямо потрясно. (Подошла к Толику, пристально посмотрела на него.) Скажи мне, за что ты полюбил мою маму? Ведь ей под сорок, а тебе всего тридцать.

Т о л и к. А вот это уж не твое дело.

К а т я. Как это не мое, если она моя мама? Так за что же ты полюбил ее?

Т о л и к. Значит, есть за что, и тебе об этом знать необязательно.

К а т я. Коли так, пусть так. Только тоже не советовала бы, погубить себя можешь.

Т о л и к. С чего это я себя погублю?

К а т я. Пить стал много. Конечно, в серванте всего хватает, к тому же холодильник набит всякой всячиной. Бар завели. Трудно удержаться от соблазна, верно?

Т о л и к. Я много не пью. Так, для настроя. А вот ты чего-то изменилась. Была такая девочка, а тут не того…

К а т я. А тебе нечего на меня глаза пялить. Соня узнает — задаст тебе. (Подошла к зеркалу.) Не ври-ка, ничуть не изменилась.

Т о л и к. Смотря на чей взгляд. Я так очень примечаю. Вон и подглазины.

К а т я. Ну и примечай, плевать мне! Но ты так и не ответил, за что же ты полюбил мою маму?

Т о л и к. О таких делах не спрашивают.

К а т я. Ой-ля-ля! Почему же это? Вот если меня спросят, за что я полюбила одного парня, так я отвечу.

Т о л и к. А за что ты полюбила его?

К а т я. Да нет, я так, к примеру. Но если полюблю, то не постесняюсь сказать. Так за что ты полюбил мою маму?

Т о л и к. Вот пристала. Ну, полюбил и полюбил. Веселая она, добрая.

К а т я. Да? Вот не знала. Сколько помню ее, никогда не была она веселой. Доброй? Тоже не знаю. Вот папа добрый.

Т о л и к. Может, и добрый, да скучный. К тому же старик, а она молодая.

К а т я. Тогда и тебе, должно быть, невесело с моей мамой. Она же против тебя старая.

Т о л и к. Ох, и язык у тебя!..

К а т я. А чего, я правду сказала.

Т о л и к. Правду. А она мне не нужна, твоя правда. На ней не поедешь и в комиссионку не сдашь.

К а т я. Не уходи в сторону. Значит, ты полюбил мою маму за то, что она веселая и добрая. Интересно, в чем же заключается для тебя ее доброта?

Т о л и к. Слушай, хватит! Я ведь тоже, понимаешь, могу.

К а т я (нервно смеется). Тогда в чем же дело? Моги. Только мне очень хочется узнать, — ну, интересно, понимаешь, — что мама для тебя сделала доброго? По большому счету?

Т о л и к. Хватит, говорю!

К а т я. Ну ладно, с добротой покончили. А как насчет веселья? Она что, танцует перед тобой, песни поет?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии