«Мужики», что мужчины, что женщины, поражают приличную публику воровскими ухватками. Лица их зеленей и бледней всех существ – тварей земноводных. В скважину проникнет фабричный люд, заговорит, зашепчет, захихикает – страх божий, не уснёте до утра.
От каждой группы трёх, четырёх субъектов поднимается в небо тихий дым пыльных разговоров, пересекаясь с бегущими рядом дымами других разговоров. Из отрывков составляются фразы, предложения, из фраз – рейнская сплетня.
– Вы знаете?
– Собираются…
– Что бросить?
– В кого, кого, кого…
– В Сусляка?
– Нет же, не собираются. Снять собираются.
– Поскорее бы…
– Пора же…
– Пора, пора…
– Провокация!
Улица Петромории. Осень. Восемь утра, девять утра. Сырость пронизает весь организм, сковывает дрогнувший позвоночник, проникает леденящей щекоткой в костный мозг. Забегает субъект в адский кабачок. В тёплое помещение. Ярко-красная вывеска «Столовая». Улица продолжает жить в его жилах, течёт студёной лихорадкой. Тёплая сырость. Белеющий пар. Запах сырости и блинов. И адского напитка. Призрак долгих лет бражничанья честных христиан. Пальто чёрные, синие, серые, жёлтые. Шапки кургузые, пышные, залихватские, ушанки вислоухие. Мокрые ботинки и всевозможные калоши. Не люди здесь собрались – тени. Такова осень Петромории: превращает прохожих в тени, а тени – в людей. Идут на работу «карандаши». Присутственные лица многочисленных канцелярий, расположенных в четырёхэтажных кубах. «Канцы». Государственные люди. Клерки судебных присутствий. Судьи. Кто пешком идёт, кто на карете прибывает. Им всё ясно. Вот-вот придут посетители. Бабушки. Студенты. Другой служилый люд. Посетителям нужны справки. Кому-то надо решить жилищные вопросы. Пенсии. Лечение. Деньги получить. Стипендии. Развестись. Пожениться. Отнять детей. Посадить в тюрьму. Оштрафовать обидчика. «Лохи обыкновенные». Готовьте денежки, лохи. Всё имеет таксу. Не будет вам ни справки, ни решения, ни денег. Без денег. Заплати деньги – получишь деньги. Решение. Справку. Тогда и упечём злодея. А злодей заплатит – тебя упечём. У нас такие права. Кормление. Освящённое на всех уровнях. Аж до Великого Канцлера. Без нас государство никуда.
Мечтательно глядит витающий в воздухе Вельможный Чиновник, Обобщённый Канц, Канц Великий, в бескрайний туман. Расширяется вместе с каретой от сознания собственной значимости, расширяется во все стороны и над проспектом воспаряя. Как хочется Великому Кан-цу мчаться бесконечно вперёд, поглощая перспективу за перспективой. Чтобы опутать, охватить, всю поверхность планеты змеиными кольцами проспектов, уставленных по бокам домовыми кубами. Чтобы притиснутая проспектами земля в линейном космическом беге была бы пересечена необъятностью прямолинейного закона. Чтобы сеть параллельных проспектов была бы пересечена сетью перпендикулярных проспектов и вошла в мировые бездны квадратами и кубами: по квадрату на обывателя, по кубу на контору присутственную. Чтобы… Чтобы… Как была бы успокоена душа Обобщённого Канца линиями симметрии, квадратами, кубами и инструкциями, инструкциями, инструкциями, в которые до конца жизни можно было бы отлавливать Лохов обыкновенных. Чтоб ужо перестали бы эти «обыкновенные» быть столь постоянно докучливыми, что-то требовать, что-то просить, что-то объяснять. Приносите деньги – а там посмотрим. Много чего они хотят. А нам бы… А нам бы поскорее в Братаны настоящие податься. Зачем им в Братаны? Что им даст Братанство-то это?
По традиции, в 12 часов глухо ухает ушастая пушка на бастионе. Туманы разорвались, тени рассеялись. Выглядывает солнце.
На перспективе пролётки высаживают нежных барышень из хороших семей. Те гуляют. Покупают в магазинах чулочки, шляпки, галантерею, духи, пудру – да мало ли что ещё может понадобиться прехорошенькой барышне из хорошей-то семьи? Выходят пофланировать и молодые люди, не обременённые заботами. В приличных сюртуках и панталонах. Людей посмотреть. С барышнями пошутить. А с хорошенькими продавщицами в магазинах – тоже пошутить или ещё чего, не задумываясь особенно о рамках возможных приличий.
Ближе к вечеру, когда потоки барышень и фланирующих бездельников рассеиваются понемногу, когда закончившие работу мужики и канцы направляются по своим делам или в сторону дома, появляются короли петроморских проспектов, крепкие, некоторые тощие, некоторые с животиком, «малиновые пиджаки». Приблатнённые. Косящие под блатных. Иногда авторитеты. Они выходят из бричек с затемнёнными стеклами. Самое время прихватить в тёмном переулке зазевавшегося лоха. Для них лохи – всё. Даже канцы, кичащиеся своим общественным положением. Чтобы развести на деньги. Заставить признать вину. Заставить унижаться. Заставить просить о ненаказании. Вырвать обещания. Отнять кошелёк, часы. Поставить на счётчик[28]
. Бить почти не принято. А развести – милое дело.