- Значит, завтра вы его прощупаете полиграфом, а послезавтра я его заберу. Вот и договорились. Всего доброго, господа.
И, не дожидаясь момента, когда полковник объявит-таки совещание оконченным, агент ЦРА поднялся и быстрым шагом вышел из кабинета. Там ему больше нечего было делать.
Еда на военной базе была, конечно, так себе, но по сравнению с тем, чем я питался в последнее время (а именно - плохо прожаренным мясом и сырыми овощами), то, что подавали, было сущим деликатесом.
"Если хотите узнать, каков тот или иной мир, посмотрите в нём на еду", - придумал я афоризм и вернулся к своему завтраку, принесённому солдатом-блондином, который сменил Дика на посту у дверей гауптвахты, куда меня зачем-то засунули, вместо того чтобы прикончить на месте.
Значит, я им зачем-то нужен. Значит, им от меня что-то надо...
Я отставил пустой поднос с грязной тарелкой и перевёрнутым пластиковым стаканчиком в сторону и развалился на кровати, тупо уставившись в потолок. Всё-таки одиночное заключение - это такая скукотища...
Я улыбнулся уголками рта. Вот когда придёт Дик, тогда и наговорюсь, чтобы не было скучно...
Против воли в мозгу всплыли первые строки стихотворения, написанного мною в незапамятные времена, ещё когда мне было четырнадцать лет:
Я заперт на чужой планете.
Я понимаю, что - в тюрьме.
Тюрьма - не всё, что есть на свете;
Но я сижу в кромешной тьме...
Однако какая, к чёрту, тьма? Сейчас утро, а не ночь, приблизительно часов девять; в это время года (а если подумать, и не только в это) в такое время суток уже давно рассвело.
А вот всё остальное во вспомнившемся четверостишии как нельзя точно подходило к ситуации, в которую я то ли по глупости, то ли ещё почему-то вляпался.
Когда я писал эти стихи (кажется, в июле 2039 года), я пытался противостоять, как я тогда считал, абсурдной и скучной взрослой жизни (ну, примерно так в конечном итоге и оказалось), к которой меня в то время усиленно готовили. Теперь же моим противников была база - часть вооружённых сил не знакомого мне мира. И я должен был победить, чтобы раз и навсегда доказать себе, что я умею бороться.
Тюрьма - всего лишь только дом,
Сбежать оттуда можно вроде;
И я бегу, с собой взяв лом, -
Пока один стремлюсь к свободе...
Уголки моего рта разъехались ещё на миллиметр в разные стороны. Прямо сейчас у меня не было никаких шансов убежать; а вот когда придёт Дик... Ну, день для побега не самое подходящее время, так что остаётся ночь, вторая половина смены темноволосого рядового. Скажем, часа в два или в три.
Лом, конечно, - просто поэтическая деталь; а то, что я "пока один", наверное, означает, что Дик ещё не до конца созрел, чтобы пускаться в путь, который навеки отрежет ему дорогу назад, лишит его возможности вернуться и начать всё с нуля. Рядовой Холлоуэй по-любому начнёт всё с чистого листа, но делать это ему придётся в новом, более совершенном, мире.
Ну чем мне заняться, чтобы убить это чертово время до прихода Дика?! Может, попробовать высадить окно или дверь? Или повеситься в ванной на резинке от собственных трусов?..
Это была настолько глупая идея, что я даже постучал себя кулаком по черепу: мол, какую чушь ты несёшь, - и услышал почти что деревянный стук.
В двери с моей стороны, скорее всего, нет замка; а наружную замочную скважину и внутреннее пространство домика разделяют по меньшей мере пятнадцать сантиметров нержавеющей стали. Пытаться пробить этот барьер просто бессмысленно.
К тому же, меня за это могут всё-таки убить.
Я уже собрался было от нечего делать пойти в ванную и заняться там одним нехорошим делом, как вдруг (я ушам своим не поверил) раздался звук отпираемой двери, и зычный голос охранника произнёс:
- Смит, на выход! Руки держать на виду!
Я поднял свои верхние конечности как можно выше и подошёл к открывшемуся проходу наружу. Спросил:
- Меня что, выпускают?
- Разговорчики, - относительно негромко сказал рядовой и легонько пнул меня по щиколотке - прямо по тому месту, где выпирает кость, так что следующие несколько секунд мне пришлось прыгать на одной ноге, пытаясь мысленно заглушить боль в другой.
Получилось не очень, но я хотя бы не зашипел. И не кинулся на солдата. А по идее, должен был.
Но я об этом даже не подумал, уставившись на автомат, недвусмысленно нацеленный мне в живот. Один вид такой штучки сразу отбил у меня желание делать глупости.
"Интересно, что это за модель?" - подумал я, выходя на свежий воздух с руками на затылке и чувствуя, как ствол незнакомого оружия жёстко щекочет через пиджак мне спину.
Удивительно: даже в такой, мягко говоря, неприятный момент я мог думать о всяких мелочах, которые к происходящему имели довольно отдалённое отношение. Что же это: беспечность, граничащая с глупостью и заставляющая отвлекаться от решения насущных проблем, - или, наоборот, потрясающая сила духа, позволяющая не тревожиться без по-настоящему веской причины? Впрочем, этот вопрос был совершенно бессмысленным и излишним, так как я и без него знал себе цену.