Участники, а вернее, соратники командира, рассредоточены от носа и до кормы. Их немного, пожалуй, поразительно мало. Зато они сцеплены между собой, как звенья неразрывной цепи, кольцо к кольцу. Среди них ни одного дилетанта, бездельника, ловчилы. Здесь самые малые земные пороки могут привести к непоправимой беде. Над ними, под сфероидной кровлей центра, тот, кому даны полномочия сказать последнее слово. От него зависит посылка зарядов, до поры до времени заключенных в ракетные шахты. Пока атакуется пустынный участок океана. А если война? Невысокий человек в башмаках из грубой кожи и в черной шапочке вырастает до самых небес; он может поднять над любым куском глобуса зловещие колонны взрывов. Сын уральского рудокопа, мальчонка в великой войне, отец Леньки из никому не известной заполярной Юганги!
Дмитрий Ильич очнулся. На мгновение оставленный мир наполнился звуками продолжавших работать приборов и тем улавливаемым подсознательно неумолчным жужжанием турбин, изменивших режимы нагрузок. Командир объявляет: «Готовность!» Теперь время на строжайшем учете. Будто стук метронома, голос штурмана, сочный, густой, с акцентом: «Три минуты…», «Две минуты», «Одна минута». На табло вспыхивают слова: «Ракеты к старту готовы».
Красные буквы на матовом фоне нетерпеливо подрагивают, не гаснут. Это капитан-лейтенант Акулов прислал снизу свою подпись на чрезвычайно важном документе. Акулов нетерпеливо ждет.
Волошин наклоняется к микрофону:
— Старт!
Только сигналы, вспыхнувшие на панели, рассказывают о незримой деятельности, происходящей где-то внизу.
Ракеты покидают свои гнезда и круто устремляются вверх, рассекая своими могучими телами плотный слой воды.
Теперь ощущается небольшой толчок, уловленный прежде всего не физически, а психическим центром.
— Центральный! — доносится резкий голос Акулова. — Товарищ командир, ракеты вышли!
Отбой боевой тревоги не объявляется. Командир организует послестартовое боевое маневрирование, чтобы замести следы и не выдать места. Ракетоносец стремительно убегает от всех сомнительных звуков, выловленных гидроакустической аппаратурой. У Волошина имеется свой «лисий комплекс» обмана противника, и он отрабатывает его на практике, используя отличные ходовые и маневренные качества «Касатки». В океане раздолье, одно удовольствие сбивать противника с толку, мчаться с быстротой экспресса, ломать прямые, вычерчивать в надежных глубинах сложные геометрические фигуры. А потом, освободившись и словно отряхнувшись от погони, выровнять курс, переложить рули на генеральный и, проскользнув на легком подъеме несколько «этажей», не всплывая даже под перископ, принять информацию о месте падения запущенных с «Касатки» ракет.
Командир объявляет результаты по корабельной радиотрансляционной сети. Экзотическая трасса залпа, даже рифы Эрнест-Легуве и Мария-Тереза мало трогают сердца подводных ребят. Им важно одно — ракеты попали в «яблочко», как сообщает штаб по донесениям обеспечивающих акваторию кораблей. «Яблочко» далеко, за тысячи миль. Головки ракет донеслись до границы блуждающих айсбергов и потонули в течении западных ветров.
Стучко-Стучковский кошачьими движениями полусогнутых пальцев содрал будто присосавшуюся пилотку с влажных волос, насухо вытерся платочком и, вытащив из нагрудного кармашка зеркальце, блеснувшее зайчиком по спинам Четвертакова и сидевшего рядом с ним главстаршины Рудомета, оглядел свое осунувшееся лицо, еле-еле поворачивая голову на толстой, борцовской шее.
— Физиономия, м-да… Написано на ней больше, чем в вахтенном журнале. Тюремный видик, Дмитрий Ильич, а?
— Зато сделано-то как! Я, признаюсь откровенно, не ожидал, — сказал Ушаков, — считал это самое попадание в левый глаз мухи примитивным хвастовством. Как это можно?
Штурман повеселел от похвалы:
— На том стоим, тем живем. Мы не умеем рубать уголь, молотить рожь, а вот насчет своего дела пару собак съели… Конечно, на две лишних копейки фасоню, а все же… Тоже не зря хлебушко переводим, а?
22
После вахты зашел Кисловский, через плечо полотенце, мокрые волосы зачесаны далеко на затылок, на отросших бачках — жемчужные капельки.