Остров надежды

С уходом Иерока многое затуманилось и трудно было нащупать звено, с помощью которого можно было бы уяснить движущие силы общины. А ведь со временем придется подумать и о том, чтобы избрать местные органы власти. Однако среди тех, кто сегодня пользовался видимым авторитетом, Ушаков пока не находил подходящего человека.

Вся надежда была на молодежь. Здесь, на новом месте, Таян и Анакуль сразу же выдвинулись благодаря своей энергии и предприимчивости. К ним примыкал и муж Нанехак, Апар.

Ушакова захватила мысль о том, чтобы создать в поселении молодежную организацию.

На празднование нового, 1928 года в бухту Роджерс съехались охотники со всех становищ. Кто поставил временные яранги, кто разместился у родичей, кто просто повесил пологи в полуопустевшем продовольственном складе. В поселении сразу стало весело и многолюдно, и Скурихин заметил:

— Прямо как в Петропавловске в базарный день.

Он же соорудил елку из ствола плавникового дерева. Просверлив на нем множество отверстий, вставил палки-ветви, постепенно уменьшающиеся к вершине, и наклеил на них бахрому, вырезанную ножницами из зеленого тряпья. Самодельную елку он украсил свечами, шоколадными плитками, пачками китайского чая, папиросными коробками. Даже Ушаков был поражен, когда увидел в кают-компании наряженную праздничную елку, не говоря уже об эскимосах.

Правда, весь праздник чуть было не испортил сам главный выдумщик и устроитель Скурихин. Он решил изобразить Деда Мороза, облачившись в вывернутый наизнанку полушубок, наклеив на лицо ватную бороду и усы, а кончик своего и без того крупного носа еще намазал красной краской.

Когда он вошел, волоча за собой мешок с подарками, в кают-компании поднялась паника. Сначала закричали дети, увидев белобородого и красноносого незнакомца, за ними заголосили женщины, да и некоторые мужчины заметно оробели.

Ушаков едва успокоил их. Пришлось показать настоящее лицо Скурихина, сняв с него бороду и усы.

— Нехорошо пугать людей, — с облегчением и укором сказал ему Аналько, однако с удовольствием получив в подарок пачку патронов и отрез белой бязи на охотничью камлейку.

— Я и не собирался никого пугать, — огрызнулся Скурихин. — Вот ты когда шаманишь, неужто никто тебя не боится?

— Так это другое дело, — с серьезным видом возразил Аналько.

Несмотря на такое начало, новогодний праздник прошел весело и продолжался почти до утра, когда красная полоска зари переместилась на южную половину неба, указывая на пристанище ушедшего на зиму солнца.

Первого января Ушаков пригласил к себе на чаепитие Таяна, Анакуля, Апара и Анъялыка.

Они пришли, сгорая от любопытства. Апар подозревал, что русский умилык затевает какое-нибудь большое путешествие и ему требуется много собачьих упряжек. Да и остальные тоже были уверены, что разговор пойдет о нынешнем охотничьем промысле, о добыче пушнины и белого медведя.

Но Ушаков сказал совсем другое, чем сильно удивил своих гостей:

— Сегодня я хотел бы поговорить с вами о будущей жизни на острове. Вы люди молодые, вам эту землю обживать, благоустраивать, вам и надо больше всех думать о том, что здесь будет завтра.

Ушаков оглядел смущенно улыбающихся парней и обратился к сидевшему рядом с ним Апару:

— Какая у тебя сокровенная мечта?

— У меня? — растерянно переспросил Апар, но все же ответил: — Вы же знаете… Я хотел бы, чтобы на острове были олени. Здесь такие пастбища! Ни гнуса, ни овода нет!

— Я тебе твердо обещаю, Апар, — серьезно произнес Ушаков, — на острове обязательно будут олени!

— Вот это хорошо! — обрадовался Апар. — А когда?

— Это зависит от вас, — ответил Ушаков и обратился к Таяну: — А у тебя, Таян, какая мечта?

— Я хочу стать радистом, — заявил Таян.

Это было для Ушакова столь неожиданным, что он на какое-то время вдруг растерялся.

— А почему ты хочешь быть радистом?

— Это так интересно! — воскликнул Таян. — Пока мы плыли на «Ставрополе», я все время сидел в радиорубке и все смотрел, как радист ловил с помощью железной проволоки птичий разговор и переводил его в человеческие слова… Нет, правда, я хотел бы стать радистом…

— Ну что ж, — подумав, сказал Ушаков. — Ты можешь стать радистом. Только для начала тебе надо научиться грамоте… А ты, Анакуль, о чем мечтаешь?

— Я ни о чем не мечтаю, — просто ответил Анакуль. — Мне и так хорошо.

— Почему же ты ни о чем не мечтаешь? — удивленно спросил умилык.

— А о чем еще можно мечтать? — пожал плечами Анакуль. — Вот когда я жил в Урилыке и помирал с голоду, тогда я мечтал не только наяву, а даже во сне. Мечтал о том, чтобы наесться досыта, о том, чтобы в моей яранге было тепло… Сейчас все это у меня есть. О чем еще мне мечтать?

— Ну, а ты, Анъялык? — Ушаков обратился к молодому человеку, который отличался от остальных своей молчаливостью и задумчивостью. Он редко улыбался и даже, как заметил Ушаков, не принимал участия в песенно-танцевальных представлениях, предпочитая оставаться в стороне.

— Мне бы хотелось только научиться грамоте, — тихо ответил Анъялык и еще тише добавил: — А так я всем доволен.