Остров Немого

Вопрос, конечно, показался ему странным, но он решил помедлить с ответом, чтобы девушке не показалось, будто он спешит и не воспринимает ее вопрос всерьез.

– Не особенно, – наконец сказал он. – Но, думаю, многие боятся. Темнота скрывает вещи и, следовательно, рождает самые страшные фантазии.

– Но я не про тот страх перед домом без огней, перед беззвездной и безлунной ночью, перед тропинкой в темном лесу. Я о глубокой и неизвестной тьме, которая может вырвать вас из мира и утащить с собой.

– Куда утащить?

– Никто не знает, потому что тот, кого захватила эта тьма, еще никогда не возвращался из нее.

Бундэвик не был уверен, что до конца понимает слова девушки.

– Всё-таки, что вы имеете в виду под этой тьмой?

Хедда Бьёрнебу повернулась на три четверти, подобрав ноги к груди.

– Это тьма не физического мира, понимаете? Ее можно увидеть только внутренним зрением. На самом деле это страх оказаться потерянным. Потерянным навсегда. Еще ребенком я просыпалась посреди ночи с мучительным ощущением, что я в незнакомом темном месте и оттуда нет пути обратно. Ни утешения матери, ни шутки Агнес и Мортена не успокаивали меня. Отец зажигал лампы, чтобы показать мне, что тьма не таит в себе опасности и в ней нет ничего страшного. Но всё тщетно. Они не понимали, что именно меня пугало.

– Меня тоже мучают внутренние страхи, – признался Бундэвик. – Но чего же боялись вы?

– Я уже сказала. Это был страх потеряться в темном пустынном месте, откуда нет возврата. И это место – внутри нас. Но для каждого оно свое.

– Выходит, этот страх не рассеивался даже при свете дня?

– Иногда он стихал, а иногда наступал даже ясным днем.

– Но вы говорите о нем в прошлом времени. Теперь его больше нет? Или я ошибаюсь?

– Он никуда не делся, – ответила Хедда и улыбнулась. – Просто я научилась жить с ним, держать его под контролем. На самом деле это тетя Суннива научила меня.

– Суннива? У нее был такой же страх? Боязнь потеряться?

– Не думаю. Дело в том, что Суннива умела понимать других. Она как будто читала людей.

– Читала людей? – Бундэвик был очарован таким определением.

– Прочитывала чувства и желания. Она единственная, кто понял, о чём я говорю, чего по-настоящему боюсь.

– И что она вам сказала?

– Что нужно быть как корабли и лодки, которые по ночам, в бурю или туман ищут свет нашего маяка. Она учила заглядывать внутрь себя и искать свет, который станет моим маяком и разорвет темноту, укажет потерянный путь. Главное – чтобы он всегда горел, этот свет. И если я увижу его, он направит и спасет меня.

– И что, вы нашли его?

– Нашла.

– И он внутри вас? Постоянно?

Хедда кивнула.

– Я представляю себе маяк, – произнесла она и посмотрела на Нильса. – С желтыми и красными полосами, немного поблекшими. С выпавшими от старости камнями. Маяк, который лижут волны. Это моя безопасная гавань, место, куда можно вернуться. Без него я бы и правда потерялась.

12

Пошел снег. Прозрачные хрупкие хлопья кружились на ветру. Они падали с белого низкого неба и таяли в воздухе, не долетая до поверхности моря.

– Ну как твоя статья? Продвигается? – спросил Сверре.

Бундэвик начинал уставать от острова и своего небольшого расследования. Он был в плену какого-то странного беспокойства. По утрам он без всякой причины просыпался до рассвета. Ему хотелось встать и пройтись, но холод останавливал его. А если бы и не холод, то всё равно: в нескольких метрах от двери сарая, что стал его пристанищем на острове, начиналось море, и, значит, дорога заканчивалась. Идти некуда: куда ни посмотри – всюду вода. Ему было здесь тесно, и Бундэвику уже хотелось уехать.

– Так себе.

Они направились в северо-восточную часть острова, к крошечному кладбищу семьи Бьёрнебу.

– Чем больше я пытаюсь понять, тем быстрее правда ускользает от меня. Суннива Бьёрнебу будто была сразу несколькими разными женщинами!

Когда друзья подошли к могилам, снег повалил особенно сильно. Снежинки садились на пальто, шапки и волосы. Белой вуалью они покрывали скалы, вереск, сухие кустики морошки и надгробия. Стало скользко: идти следовало осторожнее. Небо помрачнело, тучи совсем спрятали солнце.

– Ты ведь понимаешь, – вкрадчиво произнес Бундэвик, – что в «Госпоже Алвер» очень много общего с историей Элизы. Вплоть до полных совпадений.

– Конечно. Этот рассказ – как поднятый щит, но поднятый не для того, чтобы укрыться, а для того, чтобы дать отпор врагам.

– Я убежден, что Сунниву вдохновили драматические события жизни ее двоюродной сестры. Полагаю, Элиза доверилась ей и рассказала обо всём, что с ней произошло. А Суннива после всего этого взялась за рассказ – как журналист, выслушав очевидца, пишет свой материал. Согласись, другого объяснения быть не может.

Сверре наклонился и медленно, будто с нежностью смахнул снег с имени, вырезанного на деревянном надгробии.

Суннива Бьёрнебу.

– Может быть и так, как ты говоришь, – согласился Сверре, с трудом выпрямляясь: с годами из-за холода и влажности у него развился артрит. – Может, Суннива пересказала историю Элизы. Ну и что с того?

– Нет, я о другом. У меня есть основания полагать, что рассказ написала сама Элиза.