Он вёл меня обратно в камеру ожидания, а я про себя отчаянно и чистосердечно раскаивался в том, что мало сотрудничал с моряками, доставлявшими на остров контрабандные сигареты. Что платил налоги на содержание системы. Что не получил денежные кредиты от их банков. Что не организовал в своей солнечной беженской комнатушке выращивание и продажу марихуаны…
Оказавшись снова один, я стал подсчитывать, когда же заканчивается срок моего тюремного заключения.
Назначенные мне девять месяцев, я уверенно разделил пополам. От четырёх с половиной месяцев реального заключения я отнял один месяц, что уже отсидел в HMP Highdown. Оставалось три с половиной месяца. Лишь в ноябре меня выпустят! Лето и осень я проведу… Ещё и неизвестно, где и в каких, условиях заточения!
Из полуподвального помещения здания суда меня вывели и усадили в автобус, уже в новом статусе — осуждённый. Перед тем, как сдать меня в тюрьму, мне предоставили автобусную экскурсию по городу Льюис.
Мы кружили по тесным улицам старого городка, затем сделали остановку у какого-то казённого дома. Вероятно, это был полицейский участок. Там кого-то подсадили, и экскурсия по городу продолжилась.
Наконец, автобус упёрся в высокие металлические ворота, которые раздвинулись и мы проехали на территорию тюрьмы. Я уже, как бывалый, определил это безошибочно. Оказалось, что в этом безликом городишке есть не только суд, но и тюрьма. На фасаде здания из тёмно-красного кирпича каменщики выложили дату постройки 1853. Я вышел из автобуса и огляделся. Внешне это место выглядело мрачновато. Тюрьма располагалась посреди города. По всем признакам — заведение старое, с ограниченной территорией. Солнце скрылось за тяжёлыми тучами. Назревал дождь. Я почувствовал голод, — признак того, что пришёл в норму. Снова вспомнил о своей камере с телевизором и недочитанными книгами. Сейчас, я бы уже пообедал и отдыхал, в одноместном номере, почитывая книгу.
Мне вручили мой мешок с вещами и провели в приёмное отделение. Проходя процедуры оформления и получения белья и одёжки, я невольно сравнивал всё с предыдущим местом. Здесь всё было старым, хотя и поддерживалось в чистоте. Я усомнился, что в этой тюрьме викторианского периода будет такая же богатая библиотека и современная школа. Я быстро отметил, что здесь более мягкое, ленивое отношение надзирателей. Эти реагировали на вопросы и шутки доставленных более человечно, почти по-приятельски.
Пройдя формальные процедуры беглого осмотра и выдачи белья, нас уводили на поселение. На новом месте меня снова доставили в сектор некого карантина. Это оказалось ограниченное пространство, лишь с несколькими камерами. Располагался этот инкубатор для вновь поступивших, на цокольном этаже. Уже там, дежурный охранник флегматично пояснил нам, что здесь мы пробудем лишь несколько дней, пока нас ознакомят с правилами и всеми действующими службами. По окончанию инструктажа о порядке пребывания в карантинном отделении, охранник подал нам бумагу для подписи. Взглянув на неё, я понял, что там фиксируется факт моего поселения и пройденного инструктажа об общих правилах содержания. От меня требовалось написать свою фамилию и расписаться. Я сделал это. Рядом сидящий со мной молодой, худощавый, долговязый парень с оттопыренными ушами, получив такую же бумагу, даже не взглянул на неё. Когда охранник вопросительно посмотрел на него, парень, в ответ, протянул ему лист бумаги обратно.
— Я не умею ни читать, ни писать, — невнятно пробубнил он. — Сделайте это за меня.
— ОК — вовсе не удивился охранник, и выполнил формальность.
Мы вышли из его офиса на небольшое овальное пространство, посреди которого стоял стол для игры в настольный теннис. По периметру располагались несколько камерных дверей. Другой охранник неторопливо ходил от двери к двери и отпирал их.
Время общения. Из камер вышли всего человек пять-шесть. Всё это выглядело по-домашнему тихо, и больше напоминало некое стационарное лечебное учреждение. Двое стали играть в пинг-понг, двое других — присели рядом в очереди и закурили. Молодой индус, не проявивший интерес к игре, неприкаянно стоял неподалёку и наблюдал за нашим расселением по камерам. Охранник-инструктор, уточнив, кто из нас курящий, а кто нет, стал подбирать нам места в камерах. Индус приблизился к охраннику и стал что-то объяснять ему. Выслушав индуса, тот безразлично пожал плечами, и что-то ответил ему. Я услышал «Russian» и взглянул в их сторону. Охранник оставил индуса и повёл долговязого, показывать его место. Индус неуверенно направлялся ко мне.
— Раша? — обратился он ко мне с вопросом.
— Да, — ответил я, ожидая продолжения.
— Давай со мной, — показал он на открытую камеру.