Остров разбитых сердец

Еще через двадцать мучительных минут стою на северной оконечности острова. Может, я для того и приехала, чтобы попасть сюда, на Сосновый мыс? С пустой дороги я сворачиваю в лесок и иду по тропинке, которая пересекает его насквозь. «Стой, – говорю я себе, – дальше нельзя», – но продолжаю продираться сквозь кустарник, пока не выхожу к проливу, частично скованному льдом. Это место маминого последнего вздоха.

Мудрый путешественник сначала обдумывает итоги прошлой экспедиции и только потом прокладывает новый маршрут… Но нет, мудрой я себя не чувствую. Зажмуриваюсь под шквалом воспоминаний. Вот я прихожу из школы в пустой дом. Маленькая Кейт плачет, мокрая, в своей кроватке. По ступеням крыльца грохочут отцовские шаги. Небо пепельно-серое.

В глазах отца паника. Он обыскивает дом, как будто играет в прятки на большие деньги. Соседи и друзья прочесывают остров. Миссис Макниз сообщает новость: Тесс Францель пошла через пролив от Соснового мыса. А потом пустота. День за днем сплошная пустота.

Осторожно ступаю на лед. Он кажется твердым, ведь здесь тенисто, но моя нога проваливается, и я зачерпываю воду ботинком. Было ли маме страшно? Или она не понимала, какой опасности себя подвергает, и смотрела вперед с надеждой, думая, что благополучно пересечет пролив и вернется? Я всегда хотела знать, в какое время это произошло. С утра, как только я отправилась в школу? Хотела ли мама вернуться к моему приходу домой или собиралась побыть на материке подольше, зайти, может быть, в бакалейный магазин? Вероятно, она думала рассказать нам о своем путешествии вечером, когда мы будем уплетать жареную курочку с картофельным пюре.

За моей спиной трещит ветка. Оборачиваюсь и оглядываю лес. Нервы на пределе. Никого не видно. Заросли кустарника неподвижны. Набрав побольше воздуха, делаю еще несколько шагов. Умерла ли мама сразу, как только ледяная вода попала в легкие, или она боролась, царапала и колотила прозрачную корку, силясь вырваться на поверхность? Обхватываю себя обеими руками: ко мне вернулась та боль, которая пронзила меня, когда нашли мамино тело. Это произошло через шесть дней, в нескольких сотнях метров отсюда. Вместо сердца в груди образовалась зияющая дыра, которую никто и ничто не может заполнить.

Сгибаюсь и, обхватив себя за колени, рыдаю: «Я любила тебя! Мама, я так тебя любила!» Выпрямившись, смотрю на небо. Облака кружатся, и от их беспокойного движения мне становится дурно.

– Черт подери! Как вы могли забрать ее у меня?! Она была мне нужна! Вы крадете всех, кого я люблю! – восклицаю я.

И где-то в отдаленных закоулках ума возникает вопрос: кого же, собственно, я проклинаю? Богов моего отца?

Глава 21. Энни

Первое, что Энни видит, проснувшись в понедельник утром, – пара огромных карих глаз за толстыми линзами.

– Олив! – восклицает она, вскакивая.

Девочка срывает с нее одеяло:

– Папе пора на работу. Давай шлеп-шлеп!

– Чего давать?

– Вставай быстрее!

Энни пытается сосредоточиться, но в голове туман. Она берет с тумбочки телефон. Девять? Не может быть! Хотя нет, может: судя по солнечному свету, который льется в комнату через стеклянную дверь балкона, утро наступило уже давно. Но тело, к сожалению, еще в другом полушарии и считает, что сейчас три часа ночи.

– Вот дерьмо! – вскрикивает Энни и закрывает рот рукой. Вскочив, она хватает со спинки кровати халатик. – Извини, Олив. Ты так не говори. Это плохое слово.

Девочка хватает ее за руку и тащит к двери:

– Папе пора на работу! Ты весь день проспала!

Энни вздрагивает, увидев Тома, который, похоже, действительно собрался выходить. Стоит у окна в джинсах и блейзере, глядя на экран телефона. Кожаный портфель рядом, на стуле.

– Доброе утро, – улыбается он, обернувшись. – Выспались?

Энни готова провалиться со стыда. Заправив волосы за уши, она пялится на свои босые ноги.

– Э-э… Да. Обычно я так долго не сплю. Извините. Я…

– Со мной всегда так бывает после перелета. Либо просыпаюсь среди ночи, либо до обеда хожу как зомби.

Энни улыбается. И как он всегда подыскивает именно те слова, которые нужны в данный момент?

– Теперь вы можете спокойно идти на работу. Мы тут вдвоем со всем справимся.

Олив подбегает к отцу и обхватывает его колени:

– Возьми меня с собой, пожалуйста, папочка! Не хочу с ней оставаться!

Том высвобождается и садится перед Олив на корточки:

– Милая, когда ты так говоришь, Энни обидно.

Он бросает взгляд в сторону и улыбается, как бы извиняясь.

– Ну и что! Она не моя мама!

У Энни щемит сердце.

– Знаю, – говорит она. – И поэтому тебе грустно. Я понимаю, что ты чувствуешь. – Энни скрещивает пальцы за спиной, как делают, когда собираются соврать. Чтобы помочь Олив пережить потерю мамы, ей придется говорить о Кристен как о мертвой. – У меня тоже умер близкий человек. Сестра.

Том поворачивается и смотрит ей в глаза:

– Энни, я вам так сочувствую!

Олив упрямо складывает ручки на груди, как будто не желает ничего слышать.

– Да, это так, – говорит Энни и мысленно прибавляет: «Кристен, прости!»

Том встает: