Остров Разочарования

Егорычев быстро переполз тропинку, чтобы — поделиться с Мообсом дополнительными соображениями.

— Мообс, — шепнул он американцу, лежавшему на животе, — Мообс!

Ответа не было.

Егорычев подполз поближе и услышал мерное посапывание, перемежавшееся легким храпом.

Мообс спал!

Спору нет, после нескольких суток скитаний на плоту, после последней, весьма неудобно проведенной ночи и недавнего сытного завтрака очень опасно было неподвижно улечься на мягкой травке в тени, пусть даже и с автоматом в руках. Это было понятно, но непростительно.

Егорычеву пришлось сделать над собой усилие, чтобы не стукнуть американца прикладом в спину. Мообс мог еще, чего доброго, спросонок заорать на всю округу. Кроме того, вообще не стоило обострять отношения с этим парнем, и так уже плясавшим под дудку мистера Фламмери.

Он тихо дотронулся до плеча спавшего репортера, тот словно в насмешку захрапел во все тяжкие.

Тогда Егорычев сильно дернул его за руку.

— Что такое?.. В чем дело?.. Где я?.. — забормотал Мообс, встрепенувшись. — Ах, это вы, Егорычев?.. Вы меня дьявольски напугали… Вы его поймали?..

И смех и грех! Эти люди никак всерьез решили, что за его спиной можно спокойно вздремнуть даже во время боевой операции. Оно, конечно, лестно, да не очень удобно.

— Слушайте, Мообс, — сказал он, стараясь сохранить самую дружескую интонацию, — я сам устал до невозможности, но подумайте хоть на минутку, что получится, если мы с вами проспим этого прохвоста.

— А какой шикарный сон мне только что приснился! — бормотал между тем Мообс, зевая и потягиваясь. — Ну ладно, ладно! — сказал он, увидев, что Егорычев приготовился не на шутку рассердиться. — Я поступил, как свинья… Вы мне хотели что-то сказать?

— Я хотел бы сказать, что на фронте вам за сон на посту пришлось бы в лучшем случае прогуляться в штрафной батальон. Но сейчас некогда воспитывать из вас солдата.

— И бесполезно, — с готовностью добавил репортер, продолжая щуриться, зевать и потягиваться.

— Не будем сейчас об этом спорить. Важно не упустить вашего эсэсовца. Давайте сделаем так. Я поднимусь несколько выше. Вы его пропустите вперед. Когда он будет выше вас шагов на пять, выскакивайте на дорожку и кричите: «Хенде хох!» Он кинется вперед, а за поворотом я его встречу… Только, ради бога, не спите! Знаете что, лучше вам, пожалуй, присесть.

— Зачем? — горячо возразил Мообс. — Лежа я буду Менее заметен… А то нечаянно вспугнешь его…

Прошло еще двадцать томительных минут. Солнце било Егорычеву в глаза, пригревало, размаривало. Стрекотание цикад убаюкивало, вгоняло в сон. Егорычев несколько раз поймал себя на том, что его глаза начинали слипаться. В таких самых крайних случаях Егорычев, чтобы развлечься, принимался за расчесывание своей бородки. Этот процесс еще не успел стать для него привычным делом и поэтому даже забавлял его. Тем более, что после перерыва в несколько дней его по-юношески курчавящуюся бородку не так уж легко было расчесывать, приходилось и подергать расческой. Те, кто, подобно Егорычеву, отпускал себе на фронте бороду, могут подтвердить, что уход за нею иногда связан и с неприятными ощущениями, которые прекрасно разгоняют сон.

Егорычев уже извлек на свет божий расческу, когда за поворотом, пониже того места, где залег Мообс, послышались мягкие, почти неразличимые шаги. Кто-то, тяжело дыша, подымался по крутой тропинке.

Сейчас Сморке (Егорычев не сомневался, что это именно он) появится из-за поворота. Чего там ждет Мообс? Почему он молчит? Неужели снова заснул?

Выработанный Егорычевым план летел к черту. Клещи не получались. Надо было немедленно принимать новое решение.

С тылу Сморке никто дороги не преграждал. Но пропускать его вперед и отрезать ему путь к отступлению было в высшей степени рискованно. Чего доброго, прорвется вооруженный на лужайку и пристрелит Цератода и Фламмери, прежде чем они очухаются. Смит, услышав так близко от пещеры стрельбу, может растеряться, на него, конечно, сразу накинутся оба пленных. Тогда все пиши пропало.

Что же там случилось с Мообсом?