Остров Русь 2, или Принцесса Леокады

— Не-не-не, — уверенно отмахнулся Ядрышников. — На МИГе, это он — на дачу, а на работу — на метро, прямо под землей. Чтобы, значит, пробки на улицах не создавать. И, говорят, никогда не опаздывает. Уж очень он у нас правильный. Ленин, так тот все-таки соврал один раз. Про вазу. А этот даже и не пробовал. Бывало, захочет, а совесть не позволяет. Вспомнит Россию-матушку, поля ейные бескрайние, Байкал полноводный, и все! Не может. Не поворачивается язык. Так сразу всю правду в глаза и выкладывает. «Носки, — его спрашивают, — на дворе кто с веревки свистнул?» А он вздохнет да и ответит: «Я свистнул…» «В бане, — спрашивают, — кто свет погасил да баб щупал?» «Я!» — говорит. — Петр Петрович рубанул рукой воздух. — И так завсегда: бензопилу пропил так пропил! Наследил на ковре сапогами погаными так наследил, запираться не станет! «Ты нашкодил, гад? — спрашивают. — Ты ночью по Москве шакалил, стекла бил?» «Я, — говорит, — я шакалил!..»

Да-а… Много, оказывается, нового можно узнать в народе о нашей политической элите.

— Петр Петрович, — перевел я, от греха подальше, разговор на более животрепещущую тему, — а вы слыхали о такой певице — Леокадии? — не оставлял меня вопрос, почему в Киреевске народ раньше не подобрел.

Ядрышников задумчиво свел брови.

— Нет, не слыхал про такую. А что, красиво поет?

— Красиво-красиво, — покивал я. — А как же это получилось-то? Вы что, телевизор не смотрите?

— Как это не смотрим?! — возмутился тот. — Только телевизором-то от тоски и спасаемся. А! — шлепнул он себя по лбу. — Она небось недавно, эта ваша Леокадия, появилась?

— Ну да, — кивнул Стас.

— Так тут дело такое, хлопцы. Что-то нам нынешний телевизор совсем нравиться перестал. Всякая там «Бандитская братва» да «Сиськи-письки под стеклом»… Стыд-позор, да и только! Самим смотреть противно, а ребятишкам показать и вовсе нельзя. Вот мы тогда на сельсовете и постановили — отключить трансляционную точку к ядрене фене. Слава богу, свое есть вещание — кабельное. Запаслися кассетами лет на пять вперед да и смотрим. «Волга-Волга» — раза два в неделю, «Веселые ребята» — каждый вечер. Новенькое кое-что — «Ихтиандер», например, «Песня-87», «Песня-88»… Ну и иностранные фильмы бывают, конечно — Блондин, там, с ботинком, «Просто Изаура»… Радио, правда, тоже теперь нет, но нам оно и без надобности.

— А новости? — поразился я.

— У нас свои новости, местные. Паренек один наш в городе выучился, каждый день теперь программу делает. По будням. Так и называется: «Будни Киреевска». А еще есть одна программа, так мы на нее не нарадуемся. «О тех, кто в запое» называется. Люди теперь и пить аккуратнее стали, кому ж охота в таком виде на экране показываться?..

— Ну а что в мире творится, неужели не интересно?!

— А это мы из газет узнаем. На бумаге — не так страшно.

Глава седьмая. Вольфрамовы метаморфозы

Много еще чего рассказал Ядрышников о сибирских просторах и о своих односельчанах, но я его уже почти не слушал, то впадая в дрему, то думая о том, как же нам поступить с ним самим. С одной стороны, нам вроде бы следовало отплатить ему за спасение и уберечь от подобрения. С другой — что он увидит, когда вернется в свой совхоз? Горстку добреньких придурков?.. А нам бы такой человек ох как пригодился…

По сторонам дороги, прямо в сосновом бору, стали появляться краснокирпичные коттеджи и новенькие автозаправки, небольшие шашлычные и солидные кафе. Внезапно трасса вырвалась в поле, за которым в рассветном солнце засияла перехваченная мостом река, а на другом ее берегу раскинулся большой город.

Тут в кабину замолотили. Мы обернулись и увидели в заднем окошке взволнованного Перескокова. Заметив, что мы обратили на него внимание, он постучал себя в грудь, потом показал пальцем в кабину и скорчил такую плаксивую рожу, что Петр Петрович от неожиданности вильнул рулем.

— А это еще кто? — спросил он.

— Это наш продюсер, — сказал я. — В кабину просится. Остановитесь, пожалуйста.

— А надо? — спросил председатель с сомнением. — Не люблю я этих… Продюсеров…

— Давайте, — попросил Стас. — Он у нас хитрый. Наверное, опять что-то умное придумал.

— Перескоков, — представился продюсер, забираясь к нам. В кабине стало тесновато. — Только, пожалуйста, не путайте с Перископовым, — как всегда, добавил он.

— Ага, — хмуро кивнул Петр Петрович, подозрительно на него покосился и до самого конца поездки больше не произнес ни слова.

— Значит, так! — начал Перескоков возбужденно. — Не вышло с Владика, начнем с Томска! Разницы — никакой. Первый концерт тура, как и планировалось, — сегодня вечером.

— Не-не-не, — заорали мы хором, а потом Стас сформулировал четко: — Ваша затея провалилась. Никаких концертов! Вы уже забыли, что только чудом остались живы?!

— Ерунда это все, — отмахнулся продюсер. — Вся наша пиар-кампания была рассчитана на добрых, кто же знал, что в этой дыре люди до сих пор такие злые…

«Кировец» взревел. Это Петр Петрович, вновь нехорошо глянув на Перескокова, в сердцах как следует газанул. Но промолчал. Не обратив на это внимания, Перескоков продолжал: