— Я понимаю, Костя, что ты не можешь мне доверять. И тебе, наверное, трудно понять, что престол — это тяжкая ноша, которую не бросишь. Словно дорогое и красивое, но тяжелое и тесное украшение… — говоря это, она коснулась кольца на пальце с сиреневым камнем, и я подумал, что где-то уже видел такое. — Но ведь принцессой я стала не по своему желанию, я родилась ею. И ни один, ни один из всех этих людей, — она с горечью в голосе махнула рукой на город, — не видит во мне меня! Все они видят символ, функцию, знамя… Только вы, люди со стороны, можете видеть во мне меня и ничего больше.
— Я вижу, — заявил Стас с придыханием. Но Леокадия глянула на него с легким скепсисом.
— Да? — усмехнулась она. — И какая же я, по-твоему?
— Красивая, — выдавил Стас.
— Это — внешность, а она ничего не значит. А какая я внутри?
Стас молчал.
— Не знаешь? — покачана головой принцесса. — Не можешь понять? Вот и я не знаю и не могу понять. Потому что с самого раннего детства я знала, что я — принцесса, знала свою роль. И все. У вас есть пословица «Глаза — зеркало души». А какие у меня глаза?
— Они у тебя бывают разные, — пробормотал Стас. — Наверное, и ты — разная.
— «Разная», значит, никакая, — с горечью бросила она.
— Ерунда это все! — сказал я, почему-то начиная злиться. То есть что значит «почему-то»? Земля захвачена, мы здесь — не гости, а пленники. И тут нам, понимаешь, начинают душу изливать. — Нету ни «тебя в чистом виде», ни меня. Мы все играем какие-то роли, носим какие-то маски. Это нормально, и по-другому не бывает. В чистом виде только лоси по лесу бегают.
— Сам ты лось, — сказала принцесса и обиженно отвернулась.
— Точно, — подтвердил Стас.
Принцесса не удержанась и фыркнула. Глянула на Стаса и заявила:
— Ты тоже лось.
— А я-то почему? — удивился тот.
— Потому что вы братья, — заявила она, и тут уж мы расхохотались все вместе.
— Слушай, а почему ты так просто одета? — спросил я, когда мы успокоились. — Даже какой-нибудь короны или еще чего-нибудь такого нет.
— Ты имеешь в виду символы монаршей власти? Я сама этот символ. Такова традиция нашего мира: все его жители имеют какие-то внешние знаки отличия — в званиях, в должностях, в профессиях. Только верховный правитель империи не имеет никаких знаков. Я — эталон, и мой цвет — белый.
А город, над которым мы летели, не был к нам равнодушен. То и дело кто-нибудь из пассажиров встречных капсул, радостно улыбаясь, махал нам рукой.
— Неужели нас тут так хорошо знают? — удивился Стар.
— Хорошо знают мой корабль, — пояснила Леокадия, — и то, что у меня сегодня гости с Земли.
— Но ты ведь говорила, что у нашего дуэта тут высокий рейтинг, — напомнил Стас.
— Я сказала, рейтинг сопоставимый с моим, — поправила его принцесса. — А у меня он не такой уж и высокий.
— Не может быть! — искренне изумился Стас. — Неужели леокадийцы равнодушны к твоим песням?!
Принцесса посмотрела на него подозрительно, но, удостоверившись, что он не ерничает, скромно призналась:
— Их ценят. Но это, скорее, дань моему высокому положению и заслугам. Видишь ли, поп-музыка — жанр, с помощью которого мне проще всего добиваться своих политических целей в отсталых мирах, вроде вашего. Не обижайтесь, но по сравнению с Леокадой почти все миры — отсталые. Мои подданные скорее прощают мне мои песенки, нежели увлекаются ими. Настоящую же приверженность они проявляют к классике. И не только к нашей.
— А к чьей еще? — спросил Стас, явно недовольный тем, что леокадийцы так непочтительно относятся к творчеству его любимицы.
— Сталкиваясь с каждым новым миром, мы, словно пчелы, бережно собираем в свои копилки все самое возвышенное. Это длится уже много веков. Мой мир — средоточие прекрасного. Вся наша цивилизация насквозь пронизана творчеством. Леокада — планета-галерея, планета-филармония, планета-музей.
— И кто из земных композиторов удостоился ваших симпатий? — поинтересовался я.
— Многие, — отозвалась она. — Мы очень хорошо знаем земных классиков. Генделя и Баха, Моцарта и Штрауса, Паганини и…
— Страдивари, — ляпнул Стас.
— Страдивари был скрипичным мастером, — очаровательно улыбнулась брату Леокадия. — Он скрипки делал.
Стас растерянно моргнул, а потом упрямо заявил:
— Ну… Он ведь их не только делал, он и сбацать на них мог что хочешь. И с завязанными глазами, и стоя на канате. На одной ноге.
Несколько секунд длилась неловкая пауза. Наконец девушка нарушила ее, снисходительно бросив:
— Естественно. Нам это известно.
И тут же сменила тему:
— К сожалению, после моего воздействия… После того, как мир становится добрее и цивилизованнее, его творческий потенциал часто снижается.
— Вот как? — покачал я головой. — То есть вы берете в очередном мире все лучшее, а ничего нового там уже не создается… Когда пчелы собирают нектар, они не губят цветы. Так что это неудачное сравнение. Так поступают паразиты.