Остров Русь (сборник)

Потом заглянул боян Фискалкин, снисходительно посмотрел на молодежь и похвалился недавним приобретением – заморскими гуслями-самогудами. С их помощью Фискалкин добился небывалой плодовитости, сочиняя по две былины в день. Гусли сами ему подыгрывали и даже запоминали текст былины. Молодые бояны после ухода Фискалкина стали уверять друг друга, что мотив на гуслях-самогудах однообразный, а голоса у Фискалкина отродясь не имелось. Но видно было, что они ужасно завидуют.

Решив нарушить тягостное настроение молодежи, Иван-дурак крякнул и спросил:

– А не сыграете ли вы критику чего-нибудь новенького, свеженького, интересного?

Втайне дурак надеялся, что кто-нибудь продолжит былину бояна Вохи о нем. Но вышло по-другому. Гусли взял Кудряшкин, откашлялся и запел:

Как напилися в трактире нонче три богатыря,

Зелено вино хлебали, времени не тратя зря.

Как решили они подвиг богатырский совершить,

Как пошли к собаке-князю позволения просить…

Молодежь захихикала, Иван потер затылок.

А у князя гость незваный, старый дядька Черномор,

На Илюху, на Алеху, на Добрынюшку попер:

Мол, ругали, слышал, князя, повели ты их казнить,

Ясны головы хмельные с плеч широких отрубить.

А Илюшка был поддатый, а Добрыня пьяный был,

А Алешка улыбался, ни хрена не говорил.

Нету силы богатырской, всю пропили в этот день,

И Гапон, коварный попик, на плетень набросил тень.

Посадили их в подвалы, заковали в кандалы,

Может, головы отрубят, пока силы их малы.

Не видать им больше света и хмельна вина не пить,

Вы не ссорьтесь лучше с князем, все равно не победить!..

Кудряшкин откашлялся еще раз и смущенно объяснил:

– В последней строчке – это мораль. А когда богатырям головы отрубят, я еще немножко напишу.

Опрометью выбежал Иван-дурак из избы-читальни. Оттолкнул зеленоволосого, объясняющего Гнедку различия между галопом и рысью, и вскочил на коня. Выручать надо братьев-богатырей!

Глава шестая,

в которой Иван торгуется за полцарства

Догадлив был поп Гапон. Действительно, не прошло и часа после тайного визита Черномора к Владимиру, как в палаты княжецкие ввалились три богатыря. Покачиваясь и помогая друг другу не упасть, встали они пред ясны очи переодевшегося в полосатую пижаму Красна Солнышка.

Добрыня Никитич сделал шаг вперед и, галантно поклонившись, обратился ко владыке земли Русской:

– Дело в следующем, княже. Хотим в твою честь подвиг совершить. – Однако поклон не прошел ему даром: произнеся эту фразу, он оступился и рухнул на пол.

– Да ведь ты, брат, пьян! – вскричал князь якобы удивленно.

– Князь! – вопреки очевидности оскорбился за друга Илья. – Как ты мог подумать?! Добраня рынен! То есть, тьфу! Добрыня ранен. В бою с гвардейцами Гапона.

– С какими гвардейцами?! – изумился Гапон. – Нет у меня никаких гвардейцев!

– Нет, так будут, – уверенно заявил Алеша, – ты давно о своей гвардии тайно мечтаешь.

– Откуда знаешь? – подозрительно спросил Гапон.

– Телепатия, – объяснил Алеша.

– Телепатия! – взъярился князь. – Телепатия, говоришь?! У нас, между прочим, тоже телепатия! Вот она-то мне и подсказывает, что только что вы меня в кабаке собакой кликали!

– У тебя, князь, телепатия неправильная, – предположил Алеша.

– Да хрен с ней, с телепатией, – махнул рукой Владимир. – У меня тридцать три богатыря в свидетелях.

– И как же мы теперь, княже? – не очень вразумительно, но до крайности горестно спросил Добрыня, пытаясь подняться на четвереньки.

– Как, как, – столь же горестно ответил Владимир, – головы будем рубить, вот как.

– Головы рубить, эт’ хорошо, эт’ по-нашему, – встрепенулся уснувший было стоя Илья Муромец. – Кому рубить?

– А вам, кому же еще, – радостно сообщил Гапон. – Тебе первому.

Илья нахмурился, напряженно соображая. Наконец сказал:

– Не, мне не смогу. Размахиваться несподручно.

– А если кого другого попросить? – все с той же радостью в голосе осведомился Гапон.

– Другому не позволю, – подумав, ответил Илья, – а сам не могу. Несподручно.

– Не позволишь?! – с внезапной свирепостью взвизгнул Гапон. – А вот мы сейчас проверим! Эй, стража, взять их!

Стражники двинулись было опасливо к богатырям, но остановились, услышав обращенные к попу слова князя: