Остров Сахалин

О Южном как признанной столице каторжного края известно гораздо больше, нежели о других сахалинских городах. Впрочем, и сам город своим видом, расположением и атмосферой рассказывает о себе немало. Здесь сильно, пожалуй, сильней, чем в Холмске, чувствуется перенаселение, уже и центр города застроен неряшливыми китайскими фанзами, напоминающими коричневые древесные грибы, раскиданные по окрестным холмам. Люди здесь живут везде, иногда кажется, что каждый метр используется под обиталище, и к существующим будкам пристраивают все новые и новые, создавая порой весьма необычные дома. Хотя назвать эти сооружения домами в полном смысле этого слова нельзя, это скорее некоторые устройства для житья, сооруженные из любого подходящего материала. Распространены и пользуются популярностью у жителей дома, сложенные из нефтяных бочек, в основании железных, а в верхних этажах пластиковых; каждая бочка в таком строении является самостоятельным отсеком, в котором умещается и умудряется существовать отдельный человек, а иногда и два; издали эти конструкции похожи на пчелиные соты. Дома из морских контейнеров, проржавевшие насквозь. Я видела дом, построенный из угольных вагонеток, и этот дом, по меркам квартала, считался достаточно престижным. И дом, вылепленный из глины, целую улицу таких домов.

Впрочем, есть и фешенебельные районы, они располагаются по склонам сопок и на возвышенностях, и здесь можно встретить не только глиняные дома, но и деревянные, построенные, скорее всего, из ворованного леса. Японский квартал в Южном выглядит так же, как подобные кварталы в других японских городах, и напоминает родину.

Сахалин удивляет на каждом шагу. Странным сочетанием природы ослепительной красоты, просторов, солнечного света и вездесущей грязи, обязательного отчаянья, запечатленного во всех встречных лицах, привычного, что уже как отчаянье оно не воспринимается. Здесь вы не встретите ни одного человека, в фигуре и жестах которого не отразилась бы каторга, здесь все одинаково сутулы и прижаты к земле, от последнего корейца, живущего лапшой из сушеных земляных червей, до господина префекта, получающего к завтраку омлет из трех яиц и чашку горячего шоколада из старых запасов. В суставах людей живет постоянная расслабленность, сами люди то и дело оглядываются, а когда видят незнакомца или человека, кажущегося им опасным, покорно уступают дорогу; жизненная сила, которая должна присутствовать в людях, здесь растрачена. Продолжается не жизнь, но мучительное и безнадежное доживание, и, глядя на толпы мертвецов, еще не успевших превратиться в топливные брикеты, я понимаю замысел профессора Ода, его интерес, его мысли.

Общество, в котором нет детей.

Общество, в котором практически вырваны малейшие ростки завтрашнего дня, похоже на заполненный пустотой цилиндр барометра, который с тончайшей отдачей реагирует на изменения в окружающем пространстве.

Именно в таком звенящем вакууме корпускулы грядущего особенно заметны, как заметен алмаз, угодивший в золу. Открой глаза и увидишь, как в прах и отчаянье радиоактивной пустыни из пыли, грязи и крови прорастает грядущее.

Профессор, безусловно, гений.

«Летний воздух» по строгости режима вполне сопоставим с «Тремя братьями», однако в другом он сильно отличается. Если честно, я не надеялась на то, что мне будет дозволено осмотреть это заведение в чрезвычайных условиях, сложившихся вокруг Южного, однако, к моему удивлению, уже, впрочем, не сильному, комендант тюрьмы пошел навстречу.

«Летний воздух» не разочаровал, впрочем, как и его комендант Нисида, который был мастером и художником своего дела; я успела это заметить уже у него в кабинете, белоснежные стены которого украшали многочисленные репродукции Пиранези, портреты Кафки и Джойса; собственно, и сам «Легкий воздух» во многом носил следы их творческого наследия. Если снаружи тюремный замок напоминал обычную консервную банку квадратного сечения и чуть приплюснутую сверху, то внутри он представлял архитектурное сооружение независимых и смелых пропорций.

Камеры, в котором содержались заключенные, располагались в хаотическом порядке; этажей как таковых не было; выяснилось, что здание имеет необычный скелетный каркас, собранный из старых чугунных рельсов, между которыми пролегали железные лестницы и натягивалось множество цепей. Сами камеры имели разные формы: треугольные, квадратные, походящие на соты нестандартных размеров, они были изготовлены из ржавых железных проклепанных листов. Полковник Нисида объяснил, что эти листы сняты с выбросившегося на берег нефтеналивного танкера, равно как и все оборудование тюрьмы, от труб до светильников. Фактически она представляет собой разобранный и по-другому смонтированный корабль, однако собирал его обратно человек с весьма и весьма необычным взглядом на мир – это стало понятно, едва мы оказались внутри комплекса. Ерш закрыл глаза и для надежности натянул на лицо рукав свитера, переделанный мной в шапку.