Остров Сахалин

Потом он, разумеется, вручил мне письмо, и я, разумеется, пообещала передать его матери офицера, похожего на суслика. Офицер заплакал, неожиданно обнял меня и снова шепнул, что погода скоро действительно ухудшится.

Я поглядела на море: гроза, приходившая по ночам, снова втянулась за горизонт, небо оставалось чистым и немного светилось от электричества; поселок Гастелло, который раньше находился на этом месте, превратился в настоящую военную базу: палатки для бойцов сил самообороны, склады с горючим – синие пластиковые бочки, выставленные в пирамиды, машины и мотовездеходы. Поинтересовалась, зачем здесь вездеходы, капитан ответил, что с помощью них происходит отслеживание беженцев, которые предпочитают пробираться на юг через сопки, их перехватывают моторизованные патрули, после чего помещают в фильтрационные лагеря. После бунта в Александровске некоторое количество каторжных пытается добраться до юга, чтобы смешаться с условно свободным населением, уже были попытки захватить суда и выйти в море.

О состоянии дел в Углегорске никакой достоверной информации не было, дорога, ведущая к западному побережью, разрушена оползнями, радиосвязь прервана. По некоторым предположениям, ситуация там развивалась по сценарию Александровска; вообще, по словам капитана, положение крайне серьезное – с юга прибывают составы с колючей проволокой и напалмом, а у них тут проволоки и напалма и так девать некуда, они каждый день в западную сторону по три километра протягивают, а людей катастрофически не хватает, здесь, в Гастелло, меньше пяти сотен, а за рекой с каждым днем на несколько десятков тысяч беженцев больше, колючая проволока, в случае чего, едва ли поможет. Поэтому они копают напалмовые ловушки на случай массового прорыва, ну и фильтрационная работа тоже отнимает много усилий – каждого надо осмотреть, каждого проверить на принадлежность…

Он говорил и смотрел в глаза, я никак не могла понять, зачем он все это рассказывает. Я попросила, если можно, раздобыть одежду и обувь – при переходе реки с Артема сняли ботинки, а у Ерша их никогда, судя по всему, не было – культяпки, в которые превратились его ноги, были покрыты толстыми мозолями и сами по себе походили на подошву; если честно, я не могла спокойно смотреть на это, поэтому обратилась к капитану. Ему явно хотелось поговорить еще, поэтому, высморкавшись, капитан проводил меня к пакгаузу, возле которого возвышалась целая гора обуви – капитан пояснил, что всех беженцев с севера разувают – босой человек гораздо послушней и вряд ли далеко убежит. Обувь, сваленная в кучу, оказалась скверного качества, видимо, всё приличное забрали себе солдаты, кое-как я отыскала две пары самодельных тяжелых ботинок, хотя капитан и сказал, что я могу брать сколько хочу.

Неожиданно завыли сирены, капитан вздохнул, подержался за мою руку и снова напомнил, что погода испортится, после чего, сутулясь, побежал в сторону комендатуры. На одной из вышек застучал пулемет, толпа за рекой завыла, я поспешила в вагон.

Состав, уходящий к югу, включал в себя двадцать вагонов, заполненных отфильтрованными босыми беженцами. Они погружались на обычные грузовые платформы – их не успели переоборудовать, и желающие отбыть на юг стояли впритык друг к другу, а некоторые висели по бокам. Вагон для раненых солдат и офицеров, в котором предстояло ехать мне, Артему и мальчишке, тоже оказался забит людьми, в нем лежало полным-полно раненых солдат, они заполняли все полки, а на некоторых умудрялись лежать и по двое.

Артем ждал в купе проводников; если честно, выглядел он плохо. Они оба выглядели плохо, и Артем, и мальчишка, которого он называл Ерш, – имя мы ему придумать на реке так и не смогли, не до того было, хотя, наверное, Ерш пойдет, он ведь из деревни рыбоедов. Красный свитер на Ерше превратился в сплошную рванину, дырок больше, чем целого, и сквозь эти дырки проглядывают царапины и ссадины. Стал похож на шарф.

Я стащила с него остатки свитера, взяла бутылку с антисептиком, щедро намочила тампон и принялась протирать. Ерш не шевелился, словно окаменел, кажется, даже дыхание исчезло, моргать перестал. Пластыря заклеивать раны не нашлось, но, судя по количеству старых шрамов, повреждения переносились им неплохо. Я протерла его еще раз, поставила ампулу антибиотика и оставила подсыхать.

Артему тоже досталось, им я занялась после Ерша. Из одежды на Артеме сохранились только штаны, его кожаная куртка исчезла, рубаха была разорвана, вокруг шеи болтались обрывки ткани и кожаная петля. Плечи, да и туловище Артема пострадали серьезнее, чем у Ерша, кроме царапин и ссадин на нем еще имелись и укусы, то есть не то что отдельные укусы – Артем был покусан весь, укусы глубокие и кровоточащие. Ниток нет. Геля нет. Медицинской глины нет. Пластыря и того нет. Скверно. Поставила антибиотики, двойную дозу, лучше бы тройную, но испугалась, что Артем с непривычки не перенесет, вряд ли он с антибиотиками знаком.