Остров Сердце

– Мы тебя еще несколько часов тут подержим, – хрипло дышал сверху Барков, удовлетворенно наблюдая, как Хартаев ловит ртом воздух и слизывает с губ кровавые пузыри. – Потом к своим в подвал пойдешь. – Барков шипел прямо в лицо сидящему на полу боевику. – Расскажешь, что били… А до этого мы их сюда по одному водить будем и бумагу эту показывать! Тут ведь много чего написано… Главное – подпись твоя на обороте собственноручная с одним "эн". И каждому расскажем, что ты их сдаешь, их семьи, их родственников. Что жизнь себе этим вымаливаешь! Как думаешь, – обратился он к Алькееву, – удавят его после этого?

– Это вряд ли, – отозвался тот. – Скорее на части разорвут.

– Я тоже так думаю! – кивнул Барков. – Можно бы, конечно, смириться и дождаться, когда этой сволочи дадут "пожизненное". Но, веришь, Алькеев? Не могу!!! Не могу представить, что он будет по-прежнему по земле ходить, что утро завтрашнее встретит… Потом кормить и поить его будут за народные деньги лет двадцать! А затем случится чудо, и эта мразь вопреки всему не сдохнет, а выживет! И даже выйдет на свободу! Пусть старым уродом, пусть калекой, с развороченной тюремными пидарами задницей, но выйдет! Представляешь, Алькеев?! А я не могу это представить!!! В самом кошмарном сне не могу!!! Поэтому считай, что приговорил я эту суку согласно повелению моей офицерской совести к смертной казни через растерзание на части такими же подонками, как он сам!

Барков рывком швырнул Хартаева на стул. Тот невольно застонал от жгучей боли и перегнулся пополам.

– Все! Минут тридцать ему ребра еще помните, а потом в камеру! – приказал Барков подполковнику и двинулся из кабинета, но в ту же секунду спиной почувствовал какое-то движение. Он резко обернулся и увидел, как в замедленной съемке, что Хартаев в прыжке отрывается от пола, выносит головой чудом уцелевшее стекло и вместе с хлипкой, поврежденной пулями оконной створкой исчезает за линией подоконника.

Барков бросился к окну и сразу понял, что боевик свой прыжок рассчитал точно, с учетом небольшой высоты – всего-то второй этаж. Поэтому траектория полета была выбрана так, чтобы приземлиться именно на голову и именно на асфальт…

Теперь он неподвижно лежал с переломанными шейными позвонками и смятым, как консервная банка, теменем.

– Как докладывать будем? – растерянно спросил Алькеев, вернувшись через минуту к столу и смущенно поглядывая на Баркова.

– Как хотите! – мрачно ответил тот, еще не веря, что вся эта история закончилась так нелепо.

– Ну, хорошо, попробую… Капитан! – позвал подполковник, тщательно убирая со стола бумаги. -…Тут такое дело, Герасименко: сбежать этот гад хотел. В окно выпрыгнул, да не рассчитал. Составьте рапорт, как положено. Я подпишу. Не доглядели мы…

Особенности национальной символики

По дороге из Астрахани, в вертолете, Барков пытался хоть ненадолго отключиться, но это ему никак не удавалось. Как только он закрывал глаза, перед ним в деталях возникала сцена, участником которой он стал на выходе из здания железнодорожного вокзала.

– Володя! – хрипло окликнул его грязный сморщенный мужичок, от которого даже на расстоянии разило алкоголем и давно немытым телом.

Барков сначала не понял, что обращаются к нему, и двинулся было дальше. Сопровождавшие полковника бойцы стали аккуратно отодвигать мужичка, но тот настойчиво повторял:

– Володя! Барков!…Не узнаешь?

Он развернулся, цепко всмотрелся в сморщенное лицо убогого, дурно пахнущего и одетого в рванину человека, думая, что впервые видит этого бомжа. А тот улыбнулся абсолютно беззубым ртом и произнес:

– Луанда, 1991 год, лейтенант-переводчик Жадаркин…вспомнил?

– Жадаркин!? Коля?! – Барков развернул могучие плечи и бросился к боевому товарищу, с которым бок о бок отслужил три года в Анголе. Правда, как вспомнил Барков, парень был тогда на два года его моложе, а теперь выглядел на все семьдесят…

Бомж решительно отстранился.

– Это… – он замялся, проглатывая слюну, будто ему было трудно говорить, закашлялся и повторил: – Это… дай немного денег. Рублей двести. Если не похмелюсь, до утра не дотяну!… И… не смотри на меня так! Дай денег и все! И не спрашивай, просто помоги! Есть же у тебя две сотки… или вон у них… – бомж кивнул на стоящих возле Баркова вооруженных мужчин.

– Сержант! – Барков подозвал молодого парня. – Там, в "УАЗике", в моей сумке есть бутылка коньяка…Быстро сюда!

Потом он достал из кармана портмоне и, не открывая, протянул боевому товарищу, которого по-прежнему не узнавал: не было даже намека на сходство с тем Жадаркиным. -…Коля! Может, все-таки скажешь, как…

– Брось, Володя! – оборвал тот, пряча трясущимися руками портмоне в недра мятого пиджака неопределенного цвета. – За коньяк спасибо…

– Да постой ты! Давай со мной… Я помогу… Можно же…

– Нельзя! – покачал головой тот. – Не пойду я с тобой!

– Почему? – искренне удивился Барков.

– Мало меня менты по почкам лупили?! – неожиданно огрызнулся Жадаркин.

– …Я же друг тебе, Коля! – растерялся Барков. – Мы же с тобой…