Остров Серых Волков (ЛП)

Но все это меняется в одно мгновение. На одном дыхании.

В промежутке между вздохом Анны и полной остановкой дыхания.

ГЛАВА 39: РУБИ

В моей груди что-то сжимается, и это очень похоже на панику. Если пещера перестанет вращаться, я смогу еще раз проверить. Убедиться, что грудь Анны поднимается. Убедиться, что она просто спит.

Но в пещере все равно вихрь.

И Анна не спит.

— Анна, — мой голос звучит очень тихо, но для Чарли этого вполне достаточно. Он трясет ее сначала сильно, потом еще сильнее. Я не могу смотреть на ужас на его лице, поэтому хватаю ее за руку и тяну. Ее тело соскальзывает с тела Чарли и падает на землю.

— Вы, ребята, берите рюкзаки, — говорю я, вырывая Анну из его рук. Он почти не сопротивляется.

Ноги дрожат. Руки стали липкими от пота.

Я беспокоюсь о камнях на земле, царапающих голую кожу Анны. Я беспокоюсь о том, как бы не разбить ее череп о сталагмит. Но больше всего меня беспокоит то, что я слишком медлительна.

В голове у меня мутный беспорядок, мозг скользит повсюду. И все же я не останавливаюсь. Я тащу ее через пещеру, через маленькое отверстие, в темный туннель. Я тащу ее еще несколько ярдов на всякий случай.

Затем падаю на землю. Мое сердце трепещет, как крылья колибри. Я набираю полные легкие воздуха, и на вкус он напоминает прохладные брызги воды в душный день.

Я наклоняюсь к Анне. Мой первый инстинкт — сделать искусственное дыхание, но я сомневаюсь, что то, что находится в моих легких, оживит ее. — Дыши, — говорю я. Мои легкие кричат, но я повторяю это снова. — Дыши.

Шарканье ботинок. Звук затрудненного дыхания. А потом мальчики вываливаются из пещеры. Они ползут по туннелю, пока не оказываются рядом со мной, буйство звуков: кашель, хрипы, судорожное дыхание.

Они больны, им больно, но они так явно живы.

Мы теснимся вокруг Анны. Я стараюсь не играть в «Что Если», но что если? А что, если все, что я когда-нибудь получу с Анной, — это неделя? Что, если я никогда не смогу сказать ей, что она — это все то, чего она боится в себе, и что именно это делает ее необыкновенной? А что, если у нас никогда не будет шанса на вечную дружбу?

Но тут Чарли начинает трясти меня. Он прижимает мою ладонь к груди Анны, как раз там, где лежала его ладонь. И это неглубоко, так неглубоко, но ее грудь поднимается.

Я кладу ее голову к себе на колени, стряхиваю камешки и грязь с ее волос. И жду.

В этот момент я слышу какой-то звук, ослабленный нашим хриплым дыханием.

Несущаяся вода.

Гудящий ветер.

В этом звуке есть что-то особенное…

— Это была не магия, — говорит Эллиот, разрушая мою концентрацию. Он лежит, положив голову на рюкзак. — Держу пари, что это был какой-то ядовитый газ. Та пещера довольно изолированна, если не считать небольшого входа. Нет ничего абсурдного в том, что она попала туда в ловушку.

— Да, это так, — говорит Гейб. — Она спаслась, и ты это прекрасно знаешь. Это был остров. И он убьет нас, если Руби не скажет правду.

— Это не ее вина, — говорит Эллиот.

— Спасибо, — говорю я. — Но разве мы не можем сражаться, пока я пытаюсь добиться прорыва?

Вот тогда-то Анна и решает совершить свой собственный прорыв. Со всхлипом она просыпается.

Мы все четверо резко поворачиваем головы в сторону Анны. Она тяжело поднимается с моих колен и прижимается спиной к стене туннеля. Разражается сухим, хриплым кашлем.

— Я очень, очень рада, что ты жива.

Это все, что я могу сейчас сказать. Даже Чарли теряется в словах, глядя на нее так, словно она — восставшая из мертвых.

— Так что же это за прорыв? — Выражение лица Эллиота такое нетерпеливое, что я почти боюсь, как бы он не вытряс из меня эти слова.

Анна поворачивается к Чарли.

— Как будто я и не умирала вовсе.

Я стискиваю зубы.

— Я же сказала, что пытаюсь добиться прорыва, а кроме того, ты очень грубо обращаешься с Анной.

— Было бы еще грубее заботиться о прорыве, пока мы не узнали, что она жива. — У Эллиота очень самодовольная улыбка. Ненавижу это.

Я закрываю глаза и прислушиваюсь к звукам. Там словно низкие ноты из флейты и кисточки на барабане.

Это мелодия, которую дует ветер.

Это слезливый плач.

— О. — Я растягиваю ожидание, как и свою улыбку. — Это музыкально.

Эллиот — это пятно света на фоне тьмы, когда парень прислушивается к звуку, доносящемуся из конца туннеля. Он наклоняется к Чарли и громко целует меня в щеку.

— Ты просто гений. — Он поднимает глаза, и его улыбка становится невероятно широкой. — Мы видели миллион мест, где скала пронзает небеса. А теперь земля поет траурную песню.

— Нам нужно эхо. — Эллиот стоит на вершине высокой скалы, подбоченившись, как какой-то супергерой. Его грудь тяжело вздымается, по лицу стекает пот.

То, что мы приняли за прямой ход на запад к источнику звука, оказалось прямым ходом на запад с милями и милями туннеля между ними. Поход был бы достаточно утомительным с кислородным голоданием, не говоря уже о беге трусцой. Но замедление Эллиота Торна, когда он находится на задании, немного похоже на остановку обвала после того, как верх уже рухнул.

Я сгибаю