Остров (СИ)

– Я бы на теплый остров – с удовольствием, – сказал Шишлов, мимоходом одергивая свитер. – Чтобы солнце и виноградники. Лежишь, винишко попиваешь. Жизнь этого... как его? А! Патриция, во!

– У меня другой остров, – сказал Лаголев.

Родная пятиэтажка засерела облупившимся, траченным дождями фасадом. Старинный друг закрутил косматой, неухоженной головой.

– А где тут ларьки у вас? – нахмурился он. – Ты же мне это, портвешок обещал. Надо бы затариться.

– Все дома.

– Да я бы уже употребил.

– Встанешь на остров, может и не захочется, – сказал Лаголев.

– Чего? – Шишлов хохотнул. – Био-Шурик, ты остров себе дома что ль насыпал? Из первостатейного песка?

Лаголев не ответил.

– Но райончик у вас тихий, кажется, – сказал Федька, разглядывая погнутые детские качели. – Ни ресторанов, ни игорных клубов. Видеопроката даже что-то не видать.

– Этого добра в самом конце Лесной много. Там и «Огонек», и несколько кафе. А видеопрокат у нас через дом.

– Надо было тебе два пива заказать, – вздохнул Шишлов.

Они добрались до подъезда и поднялись на четвертый этаж.

Натка была на работе, сын в школе. Лаголев заставил друга сбросить ботинки и первым делом повел того в ванную. Дал полотенце, показал мыло.

– Мойся.

Федька качнулся в проеме.

– Как-то не по-дружески.

– Ну не могу же я тебя такого, за стол, – объяснил Лаголев.

Возразить ему было сложно. Шишлов похмыкал, покривился и потянул свитер через голову.

– Горячая-то хоть есть?

– С утра была.

– А ты давай тогда на стол че-нибудь…

Федька закрылся в ванной. Зашумела вода. Пока друг мылся, Лаголев вскипятил чайник, сделал несколько бутербродов, вымыл кружки и поставил их на освобожденный от растений подоконник. Обновленная кухня не имела стола, зато рядком у стены с окном расположились аж семь разномастных стульев. Неким заменителем стола служила круглая, принесенная Галиной Никитичной этажерка. В нижнем отделении ее помещалась сахарница и розетки с вареньем, на верхнее ставились чашки и блюдца.

Остров дышал теплом и светом. Даже в шаге от него было щекотно, хотелось жмуриться и какое-то время стоять, глупо улыбаясь. Сейчас вот Федьку еще через тебя пропустим, сообщил острову Лаголев, и добра у нас прибудет.

Он приготовил чистую майку и старенькие, но стиранные спортивные штаны, дождался, пока шум воды в ванной стихнет, и стукнул в дверь.

– Федька!

– Да! – отозвался друг.

– Чистое белье.

– Давай.

Дверь приоткрылась, Шишлов с волосами, облепившими лицо, с мокрой, капающей бородой, протянул руку. Лаголев вложил в нее белье.

– Пожрать-то есть что? – спросил Федька.

Отмытый, он выглядел получше. Но и пятна синяков по всему телу проступили пугающим узором.

– Оденешься, проходи на кухню, – сказал Лаголев.

– Яволь.

Одевался Федька минут пять, что-то роняя с полок и чертыхаясь. Наконец, вышел. Лаголев ждал его у холодильника.

– О как! – оценил обстановку Шишлов, ступая на кухню босыми ногами. – А где стол?

– Много места занимает, – сказал Лаголев.

– Погоди, а рюмочку поднести? Человеку с бани холодная водочка в самое то. Саня, ты меня не обижай.

Лаголев улыбнулся.

– Ты сначала сядь.

Он подвинул один из стульев. Шишлов устроился на нем. В узкой для него майке и синих «трениках» Федька больше походил на хозяина квартиры, чем Лаголев в брюках и джемпере.

– Ну, сел.

– Что чувствуешь?

– Жажду.

– И все?

Шишлов развел руками.

– Я же тебе не принцесса на горошине. Ты что, подложил мне что-то?

Он попытался приподняться, одновременно щупая под собой ладонью, но Лаголев сел рядом и взял его за руку.

– Ты просто сидишь на острове.

– Где?

Тепло привычно нахлынуло, душа распахнулась, взлетела, вверх-вверх, Федька рядом замер, а через мгновение уперся глазами в потолок. Что он там видел, Лаголеву было не известно, но лицо давнего друга менялось, болезненно комкалось, светлело, из щелястого рта с хрипом вырывалось дыхание, и вместе с дыханием, казалось, выбивается в воздух мелкая черная пыль, превращаясь в золотистые искры.

– Е!

Коричнево-розовой кашицей Шишлова стошнило на собственные ступни, и он, торопливо присев, принялся собирать блевотину ладонями, которая неумолимо просачивалась обратно сквозь пальцы.

– Тарелку, Саня! Или миску!

– Брось, – сказал Лаголев.

– Прости, я это…

Федька с посмотрел на испачканные руки. Его стошнило еще раз. Какие-то малоприятные комки брызнули изо рта.

– Я сейчас, – сказал Лаголев и пошел за тазиком и тряпкой.

Вдвоем они быстро справились с уборкой. Впрочем, энтузиазм Шишлова больше мешал. Он скользил и разносил продукты своего метаболизма по кухне.

– Так, сядь, – сказал ему Лаголев.

Федька сел.

– Держи таз.

Друг принял посуду. Вид у него сделался виноватый.

– Саня, прости, пожалуйста.

– Видимо, у тебя запущенный случай, – Лаголев собрал блевотину тряпкой. – Как ты себя чувствуешь?

Шишлов нахмурился, оценивая свое внутреннее состояние.

– Вроде ничего не болит, – с удивлением произнес он. – Даже нога не болит.

– Вот это и есть остров.

Лаголев подтер в двух местах и взял у Федьки тазик.

– Вымой руки вон, в мойке. Выпить хочется?

Друг качнул головой, но, поднявшись, широко улыбнулся.

– А вот, знаешь, да!