— Да как я пойду?! — вскричал лисовин. — Все равно что по чужим спальням подглядывать. Я же потом от чувства вины сдохну.
Пожалуй. «Испаньоле» только дай зацепку — любого замордует. К тому же я, например, не позволю пялиться на Лайну.
Том ждал моего ответа. Ума не приложу, что посоветовать.
— Мистер Эрроу объяснил, зачем это нужно?
— Дескать, надо создать свой маленький гарем и не зацикливаться на одной Шейле.
— Звучит здраво.
— Да пойми: не могу я такой рейд проводить.
Из-за поворота коридора показался пилот Рейнборо. Усталая, потяжелевшая походка, обаятельное лицо перечеркнуто полоской «очков» и оттого кажется сумрачным, у рта и между бровей залегли складки, которых еще недавно я не видел. Пилот нес какой-то мешок — небольшой и нетяжелый.
— Привет, — улыбнулся он. — Что загрустили?
— Крыша уезжает; расставаться жаль, — отозвался Том.
— На что тебе крыша в четвертом режиме? Только мешает. — Рейнборо остановился возле нас. Видимо, он давно уже сменился с вахты, и с ним рядом можно было находиться. — Я к Сильверу заглянул, получил объедки… то есть остатки. Угощайтесь, — он раскрыл свой мешок, предлагая выудить какую-нибудь вкуснятину, которую бывший навигатор приберег для тоскующих и оголодавших.
Мешок зашевелился, как живой.
— Черт! — бросив его, Рейнборо отшатнулся.
— Я с тобой, — объявил мешок голосом Израэля Хэндса, и из горловины высунулась морда поюна в «очках». — Я люблю тебя.
— Тьфу ты. Пролаза. — Рейнборо подобрал мешок и вытряхнул из него зверя. — Уж думал: крыса. Что он там пожрал? Ничего? — Пилот проверил и снова предложил нам с Томом угощаться.
Лисовин отказался, а я наудачу вытащил теплый сверточек, развернул. Это оказались восхитительные ягоды в хрупком ломающемся тесте. Пирожное расползалось у меня в руках, я перемазался в густом соке, но не потерял ни крошки. Объедение. Сильвер — маг и волшебник.
— Питер, почему нельзя извести крыс на борту? — спросил я, управившись.
— Это не те крысы, — ответил он отчужденно. — Не надо о них.
Никто из старого экипажа не желает ничего рассказывать. Хочешь просветиться — обращайся к «самозванцам».
— Юнга лисовин, — строго сказал Рейнборо. — До меня тут что-то донеслось. Какой рейд ты не можешь проводить?
Том смутился, и мне пришлось за него объяснять, в чем проблема. Рейнборо хлопнул лисовина по плечу и притянул его к себе.
— Точно: крыша едет. У обоих. Слышите ровно половину того, что вам говорят. Кому было велено лишнего в каюте не торчать? Джиму и Тому. А кто там ошивается сутки напролет? Джим и Том. Кому теперь плохо?
— Всем, — ответил лисовин, высвобождаясь. — Лучше скажите, что делать.
Рейнборо махнул рукой, указывая вдаль. Стены коридора светились, а закрывающие вход в каюты шторки тускло тлели и сквозь «очки» казались темными.
— Марш по каютам. Внутрь не заходи, с порога поглядишь. К Хэндсу загляни, к Мерри, к Андерсону обязательно. К Стиву не суйся — он у себя. Ко мне можешь: у меня жена самая красивая.
Том пораженно на него уставился.
— А как же?.. Как потом людям в глаза смотреть?
Пилот коснулся сеточки на лице:
— Глаз не увидишь. И всякого стриптиза — тоже. Когда выходят из каюты, движение на портрете останавливают. Шагай.
Лисовин двинулся по коридору. Рейнборо следил за ним, поджав губы. Хэндс и Мерри передохнули немного и рявкнули заводную песню, в которой можно было разобрать лишь пару слов: «Чин! Чин! Чингисхан!», да еще «О-хо-хо-хо!» и «А-ха-ха-ха!» Здорово у них получалось.
Лисовин добрался до каюты Джоба Андерсона и приподнял шторку. Постоял, всматриваясь. Опустил шторку и направился дальше. Рейнборо удовлетворенно хмыкнул.
— Питер, как вы думаете?.. — начал я.
— Меня все зовут Рей, — сообщил пилот. — И можно на «ты».
— Рей, мы сумеем благополучно долететь?
Он медленно повернулся ко мне.
— Нет, — выговорил словно через силу. — Мы потеряем самое меньшее двух человек.
— Кого? — спросил я, хотя спрашивать об этом было страшно.
Он потер подбородок. У его ног деловито кружил поюн. Рейнборо подобрал зверя, погладил, почесал за ухом и наконец ответил:
— Дэна тревожат лисовин и Сильвер. Лисовин в принципе очень уязвим, а Сильвер… с ним что-то неладно. Обычно с человеком можно поговорить, поддержать, убедить… Морду набить — хорошо помогает. А Сильвера не разговоришь. Таит в себе, мается.
— Из-за жены?
— Вряд ли. Хэндс уверяет: не должен, дело прошлое. Не знаю я, что будет, — закончил пилот устало.
Мэй-дэй! У нас два кандидата к Чистильщикам, а я валялся в каюте, таращился на Лайну и сходил с ума от пения «Испаньолы». Надо же что-то делать.
Великолепное «Чин! Чин! Чингисхан!» с «О-хо-хо-хо!» и «А-ха-ха-ха!» отзвучало, Хэндс и Мерри напоследок рявкнули так, что вздрогнули стены и пискнул поюн.
— Молодцы, — похвалил по громкой связи капитан Смоллет.
Лисовин заглянул в каюту Израэля Хэндса. Простоял на пороге целую минуту, рассматривая то, что внутри. Затем пересек коридор и сунулся в каюту Сильвера, что была напротив.
— Вошел во вкус, — заметил Рейнборо.
— Это плохо?
— Хорошо. Даже очень.
— Рей, я могу чем-нибудь помочь экипажу?