Остров сокровищ. Владетель Баллантрэ

– Очень приятно, – продолжал Баллантрэ, – но для этого нужны люди и средства передвижения. Путь туда далек и труден, местность наводнена дикими индейцами. Ссуди меня самым необходимым либо вперед, под твое пособие, либо, если тебе угодно, как долг, который я верну по возвращении. И тогда можешь быть спокоен: больше ты меня не увидишь.

Милорд упорно глядел ему прямо в глаза, жесткая улыбка тронула его губы, но он не сказал ни слова.

– Генри, – продолжал Баллантрэ с ужасающим спокойствием, но напряженно откинувшись назад, – Генри, я имел честь обратиться к тебе.

– Пойдем домой, – сказал мне милорд, которого я уже давно тянул за рукав. Он встал, потянулся, поправил на голове шляпу и, не говоря ни слова, тяжело зашагал по набережной.

На мгновение я растерялся, настолько серьезным показался мне этот поворот в отношениях братьев. Баллантрэ тем временем возобновил свое шитье, опустив глаза и ловко орудуя иголкой. Я решил нагнать милорда.

– В уме ли вы? – закричал я, поравнявшись с ним. Неужели вы упустите такую счастливую возможность?

– Неужели вы ему все еще верите? – спросил милорд, и мне почудилась в этих словах насмешка.

– Пусть его убирается из города! – кричал я. – Пусть отправляется, куда хочет и как хочет, лишь бы он уехал!

– Я сказал свое слово, – возразил милорд. – Вы можете оставаться при своем. На этом и покончим.

Но я не оставлял мысли о том, чтобы спровадить Баллантрэ. Я не мог без содрогания вспомнить, как покорно он вернулся к своему портняжничанью. Ни один человек на свете, а тем более Баллантрэ, не мог бы вытерпеть такую цепь непрерывных оскорблений. В воздухе запахло кровью. И я поклялся, что не упущу ни малейшей возможности, не пренебрегу ничем, что могло бы предотвратить преступление. Поэтому в тот же день я вошел в кабинет милорда, где застал его за какими-то хозяйственными делами.

– Милорд, – сказал я. – Мне представился случай вложить мои сбережения в подходящее дело. Но, к несчастью, они хранятся в Шотландии, потребуется немало времени, чтобы получить их оттуда, а дело не терпит отлагательств. Не найдет ли ваша милость возможным выдать мне нужную сумму под вексель?

Он долго глядел на меня, словно читая мои мысли.

– Я никогда не спрашивал вас о ваших капиталах, Маккеллар, – сказал он. – Но, насколько мне известно, кроме страхового полиса, у вас нет за душой ни фартинга.

– Я давно служу вашей милости и никогда не лгал и до сего дня ни разу не просил об одолжении, – сказал я.

– Одолжение, но для кого? – ответил он спокойно. Для Баллантрэ? Вы что, принимаете меня за дурака, Маккеллар? Поймите же раз и навсегда. Я укрощаю этого зверя по-своему. Ни страх, ни сожаление не тронут меня, и для того, чтобы обмануть меня, нужен выдумщик поискуснее вас. Я требую службы, верной службы, а не того, чтобы вы орудовали за моей спиной, портили все дело и крали мои же деньги, чтобы ими способствовать победе моего врага.

– Милорд, – сказал я, – чем я заслужил эти непростительные упреки?

– Подумайте, Маккеллар, – ответил он, – и вы поймете, что они вполне заслуженны. Непростительна ваша собственная уловка. Опровергните, если можете, что вы собирались с помощью этих денег обойти мои приказания, и я чистосердечно попрошу у вас прощения. Но если вы этого сделать не можете, тогда вы должны примириться с тем, что я называю ваше поведение его настоящим именем.

– Если вы полагаете, что в мои намерения входит что-либо иное, кроме вашего блага… – начал я.

– Мой старый друг, – сказал он, – вы прекрасно знаете, что я о вас думаю. Вот вам моя рука от чистого сердца, но денег – ни фартинга!

Потерпев в этом неудачу, я сейчас же пошел к себе, написал письмо и отнес его в гавань, где, как я знал, готовилось к отплытию торговое судно, и еще засветло был у дверей домишка Баллантрэ. Я вошел без стука и увидел, что он сидит со своим индусом за скромным ужином из маисовой каши с молоком. Внутри все было очень бедно, но чисто. На полке стояло несколько книг, а в углу скамеечка Секундры.

– Мистер Балли, – сказал я. – У меня в Шотландии отложено почти пятьсот фунтов, сбережения всей моей трудовой жизни. Вот с тем кораблем идет распоряжение перевести эти деньги сюда. Как только придет обратная почта, они будут ваши, на тех условиях, которые вы сегодня изложили милорду.

Он встал из-за стола, подошел ко мне, взял меня за плечи и, улыбаясь, поглядел в лицо.

– А между тем вы любите деньги! – сказал он. – Вы любите деньги больше всего на свете, если только не считать моего брата.

– Я страшусь старости и нищеты, – сказал я. – Но это совсем другое дело.

– Не будем спорить о словах. Называйте это как угодно. Ах, Маккеллар, Маккеллар, будь это проявлением хоть малейшей любви ко мне, с какой радостью принял бы я ваше предложение!

– Думайте что хотите, – горячо ответил я. – К стыду своему, я не могу видеть вас в этой лачуге без угрызений совести. Это не единственное мое побуждение и не первое, но оно есть. Я с радостью вызволил бы вас отсюда. Не из любви к вам предлагаю я деньги, далеко нет, но, Бог мне судья, и не из ненависти, хотя меня и самого это удивляет.