– Вообще, я сначала и хотел заменить все на новое. Меня удержала Эсси, моя напарница. Она прислала мне занавеску для душа с морскими коньками, эти полотенца и даже зеркало в раме из ракушек. Я купил только туалетный столик и попросил Джона Прайора заменить краны. Они были ужасные.
– Ты сохранил старый стиль. Пятидесятые годы. Тебе нужна русалка, – добавила Симона. – Найди себе хороший принт с красивой русалкой, вставь его в рамку, такую же обшарпанную, белую, как туалетный столик, и повесь на стену.
Дошли до главной спальни.
– Здорово, – сказала Симона, пройдясь по комнате. – Это тоже идеи твоей напарницы?
– Отчасти. Она велела мне купить кровать.
– А раньше ты на чем спал?
– На матрасе на полу. В Портленде я жил в ужасной квартире. Въехал туда сразу после колледжа и остался, потому что хотел накопить на дом.
– Мне нравится, какие ты выбрал цвета – яркие, но не утомительные. И старый комод. Ты сам покрасил его в темно-синий?
– Нашел его на блошином рынке. Ящики нуждались в починке. Я как увидел, сразу подумал: то, что надо.
– Не закрывай шторами двери на веранду. Такой вид грех загораживать. Если захочешь проспать до обеда, накроешь голову простыней. Наверное, хорошо выйти туда утром? Смотришь вокруг и думаешь: все мое!
– Ага.
Симона распахнула дверь, впустила в комнату ветер.
– Ах! Вся эта сила и энергия будто проникает внутрь тебя, правда?
На фоне грозного темного неба ее кожа словно сияла. Вдали над океаном сверкнула первая вспышка молнии.
– Да.
Она прикрыла дверь, повернулась к нему с взлохмаченными волосами, сияющая. Подошла к тумбочке, поставила бокал.
– Картонка под стакан?
– Если я ставлю стакан или бутылку прямо на дерево, я буквально слышу голос матери: «Рид Дуглас Квотермейн, я не так тебя воспитывала». А иногда хочется прилечь перед телевизором с пивом.
– Иногда хочется… – Она подошла к нему и, глядя в глаза, начала расстегивать рубашку.
Он мгновенно представил, как стискивает ее в безумных объятиях, и берет то, чего так отчаянно хотел.
Однако, к своему собственному удивлению – как и к ее удивлению, – задержал ее пальцы свободной рукой.
– Не спеши.
Ее брови снова взлетели.
– Да?
Ему пришлось перевести дух, сделать шаг назад. Подставка у него была только одна, поэтому он поставил пиво на блюдо, в которое каждый вечер сбрасывал мелкие монеты.
– Я неправильно тебя поняла?
– Нет. Понимаешь ты все отлично. Я хотел тебя с первой секунды, когда увидел, как ты спускаешься по лестнице на вечеринке у Сиси. Нет, вру, – поправил он себя. – Я хотел тебя с тех пор, как увидел тебя на той картине, которую Сиси называет «Искушение».
– Отсюда и название, – сказала Симона, внимательно на него глядя.
– Да, точное название. Но в ночь вечеринки я увидел тебя во плоти. Ты спускалась по лестнице, и все во мне перевернулось, замерло, потом снова пошло. Такой момент…
– У тебя бывали моменты и раньше.
Она повернулась, чтобы взять бокал с вином. Он положил ладонь на ее руку.
– Не такие. Давайте сразу это проясним. Сейчас еще один такой момент. Я хочу его замедлить.
– Ты не хочешь сейчас заняться со мной сексом?
– Я сказал, что хочу немного притормозить. Я не сказал, что сошел с ума. Я хочу тебя сейчас. И возьму тебя сейчас, если ты не убежишь. Просто хочу замедлить…
Он притянул ее к себе, поцеловал.
Долго и медленно – по контрасту с ураганом, бьющимся в стекла. Мягко, нежно, мечтательно.
– Не убегай, – прошептал он.
В ответ она обняла его за шею и ответила на поцелуй.
– Насколько медленно?
– Вначале медленно… – Рид сбросил пиджак с ее плеч. – Мне снились мощные сны о тебе.
Он снова прильнул к ее рту.
Завыл ветер. Сверкнула молния, следом за ней прогрохотал гром.
Симона признала, что недооценила его. Она была уверена, что они просто прыгнут в кровать, и она избавится от неопределенности, с которой он ее оставил.
Но он соблазнил ее захотеть большего, больше отдать и больше почувствовать.
Рид обнял и приподнял ее. У нее забилось сердце, перехватило дыхание. Он снова прильнул к ее губам. Да, он отлично умеет целоваться. Когда он уложил ее на кровать, она потянула его за собой, вбирая в себя его вес, его тело, прежде чем они перекатились, и она оказалась сверху.
– Можно и медленно, – прошептала Симона, дразняще касаясь губами его губ.
Глядя ему в глаза, она до конца расстегнула его рубашку, сбросила свои туфли. Вытянувшись на нем, стала покусывать его подбородок.
– Мне нравится твое лицо. Поджарое, угловатое и глубоко посаженные глаза спокойного зеленого цвета, который на самом деле совсем не спокойный. Я рисовала твое лицо.
– Правда?
– Пыталась решить, что с тобой делать. – Симона откинула волосы назад и улыбнулась. – И придумала. – Она провела руками по его бокам и замерла. – На тебе пистолет.
– Прости. Прости. – Рид перекатил ее на спину, сел. – Я забыл о нем. – Он отстегнул кобуру, сунул в ящик тумбочки.
– Ты забываешь, что его носишь, потому что он часть тебя.
– Он часть моей работы.