Остров в степи

— Отстаньте вы! — огрызнулся Павел Федотыч. — Не каркать надо, а дело делать. Проворонили такую штуку. Ведь это чорт знает, что за безобразие! Имейте в виду, что вы будете отвечать за Пальму, если она сдохнет.

Принесли ведро с теплой водой — слабительное. Павел Федотыч сам сделал болтушку и понес Пальме. Панченко еще сильнее замахал руками и вдруг выстрелил одним словом:

— Уже!

— Что такое? Что вы кричите?

— Уже. Есть слабительное.

— Как есть? Откуда? Вы что, дали уже?

— Дал, вечером. Я к-к-к…

Павлу. Федотычу показалось, что умнее и красноречивее человека нет на свете. Он благодарно пожал ему руку и попросил извинения, что кричал на него.

Все сразу повеселели. Куксин убрал ведро. Федоренко побежал к ларю, разостлал на полу полог и яростно стал вычерпывать из него овес. Минут через пять он закричал:

— Тут они! Все шесть штук целы. Пальма не отравилась вовсе. А вот овес-то, правда, неважный.

Часа через полтора Пальме стало лучше. Она подошла к кормушке и губами начала выбирать сено.

Неспокойная ночь близилась к концу. В станках потягивались, встряхивались и фыркали после сна животные.

В том же помещении, только на другой стороне, мычали красивые индийские быки — бантенги и горбатые темноглазые зебу.

В одном станке стояла и кряхтела красная корова. Она была привязана за недоуздок. Павел Федотыч зашел, снял недоуздок и тихонько погладил ее по спине. Корова легла и начала шумно отдуваться.

Павел Федотыч поправил возле нее сено и тихо отошел в сторону.

Корова тужилась, глядя на маленького человека доверчивыми глазами. И вот на свет показалось новое существо, малюсенькое, тихое и мокрое. Глаза у него были еще закрыты, ножки с беленькими подушечками на копытцах сложены вместе.

Павел Федотыч поддержал его руками, корова сделала последнее усилие, и на соломе очутился крохотный, только что родившийся теленок.

Куксин осторожно полил на него воду, Федоренко растер и обмыл ему мордочку. Новорожденный открыл выпученные глазки и первый раз в жизни увидел свет.

Его положили в круглую корзину с соломой и понесли к матери. Мать засуетилась и лизнула его шершавым языком прямо в нос. Тут только она почуяла, что перед ней ее маленькая новая дочка, и позвала ее новым материнским мычанием. Дочка отозвалась из корзины неумелым грубым голосом: м-м-а-а…

Все засмеялись. Куксин взял корзину с дочкой и понес ее в телячьи детские ясли, к таким же малышам.

IV

На дворе было уже совсем светло. Лужицы покрылись гонким ледком, но от этого бугорки еще больше стали похожими на холодные котлеты в застывшем масле. От них во рту сразу делалось вкусно.

— Ну, теперь-то я уж закушу!: — сказал Павел Федотыч. Ох, целого быка съел бы!

Он шел вдоль сетчатых двориков, выстроенных позади антилопника. Из антилопника вышел Сашко.

— Доброе утро, Павел Федотыч! Вы уже встали? Что вы так рано?

— Я, брат, еще не ложился. Там Пальма захворала, потом Краснуха отелилась. Так и не пришлось.

— Вот вам и весна, Павел Федотыч. У других людей весна — это праздник. Цветочки там, воздух, прогулки всякие. А у нас как раз весной-то и начинается самая лютая работа Одни звери котятся, другие дерутся, третьи…

— Вот, кстати, ты мне напомнил. Вчера тут подрались Митька-нильгау и самец черной коневидной антилопы. Куда потом заперли Черного?

— А вон, в тот дворик, налево.

— Пойти поглядеть, как он там.

— Что же, пойдемте. Тут рядом.

Они подошли к сетчатому дворику. Два вчерашних врага лежали рядышком. Оба были сильно изранены и повидимому мертвы.

— Но как же Митька мог туда забраться? Неужели перепрыгнул сетку в три метра высотой?

Услышав голоса людей, плотный пружинистый Митька взметнулся с земли и забегал вдоль сетки.

— Живой! Ну, значит, он убил Черного! Сашко, беги скорей к ветеринару. Теперь уж он наверное вернулся. Может, успеет что-нибудь сделать.

Нильгау быстро нашел то, что ему было нужно, — место, где сетка вольеры немного ослабла. Он опустился на колени, поддел сетку рогами и пролез под ней на животе. Очутившись на свободе, он гордо закинул назад голову и с достоинством отправился в степь.

Черный лежал без движения на месте поединка.

Прибежал Сашко с «животным доктором» Иосифом Касперычем. Доктор был усталый, грязный, сердитый. Видно, Сашко перехватил его прямо с дороги. Он молча поздоровался с Павлом Федотычем. Все трое вошли во дворик. Доктор засучил рукава. Сашко нагнулся над Черным. Он взялся руками за большие, откинутые назад рога антилопы и хотел поднять ее морду.

Вдруг антилопа взвилась на ноги и со страшной силой ударила Сашко в бок. Сашко отлетел к стенке. Черный снова нагнул рога. Ноздри у него раздувались, глаза угрожающе сверкали.

Павел Федотыч с доктором бросились на помощь. С большим трудом они отогнали разъяренного зверя. Сашко лежал без памяти. Кожаная куртка его была рассечена, как ножом, и белая рубаха в этом месте сделалась красной. Пришлось знать долговязого Августа Иваныча, Панченко и других сотрудников. Они унесли Сашко. в лазарет. Черного загнали в струнку[1], и доктор принялся смазывать его раны иодом.