Остров Веры

В лесу Алекс смог наконец отдаться охватывающим его чувствам. Он, как мальчишка, испытывал беспричинную радость, которая переполняла его существо. Ему хотелось скакать и бегать, смеяться и петь. Деревья вдруг показались ему очень нарядными, окрашенными в яркие цвета: иглы сосен – не просто в зелёный, а в изумрудный, стволы берёз – не в белый, а в белоснежный, трепетавшие на ветру листья – в лимонно-жёлтый и огненно-красный. Исчезло тусклое, исчезло серое, всё виделось Алексу праздничным, необычным. И такой ли уж беспричинной была его радость? Конечно же, Алекс знал причину. Он старался урезонивать себя, охлаждать, но образ Таи то и дело возникал перед его взором, и ничего нельзя было с этим поделать.

Ощущая лёгкость в теле, Алекс зашагал в гору. Он не страшился лесных прогулок и не был в них новичком: окрестности Сиэтла покрывали густые леса, где он неоднократно совершал походы как в одиночку, так и с ребятами из хоккейной команды. А древние Ильменские горы казались Алексу прямо-таки холмами по сравнению с его родными горами – Олимпийскими и Каскадными, покрытыми снегами в самые жаркие месяцы года. Сейчас, сориентировавшись по солнцу, он стал двигаться наверх по камням и мягкому мху, обходя ямы и заросли кустарника. Несколько раз Алексу чудилось, будто поблизости под чьей-то ногой хрустнула ветка, один раз он даже остановился и принялся оглядываться по сторонам, но лес, только-только сбрасывающий листву, был ещё достаточно густым, и рассмотреть что-либо сквозь заросли не удавалось.

Вскоре Алекс достиг пика горы. Оттуда открывался чудный вид на долину. Город Миасс, насколько хватало глаз, тянулся вправо и влево между двумя линиями хребтов, а рядом с ним бежала, сверкая в солнечных лучах, река – такая же небольшая, спокойная и тихая, как всё вокруг. С горы хорошо было видно, как по городу с улицы на улицу, с вершины на низину переползали тёмные пятна – тени от плывущих по небу облаков. Некоторые из пятен были маленькими, размером в один-два дома, и быстро убегали дальше, другие же накрывали собой целые кварталы, надолго лишая их солнца. Тем из горожан, кто находился в сумраке, день мог казаться непогожим и унылым, а тем, кто на свету, всего-то, может быть, на соседней улице – ясным и радостным. Ничто так не указывало на относительность нашего восприятия жизни и её переменчивость, как эти движущиеся по городу тени, и они же подтверждали догадку о том, что земная жизнь – лишь проекция жизни небесной.

Налюбовавшись видами долины, Алекс оглядел и горы, с одной из которых вздымалась к небу каркасная телевизионная «вышка». Задумав когда-нибудь добраться дотуда, он решил пока совершить пробежку до соседней с собой вершины, рассудив, что пребывание в другой стране не повод отказываться от ежедневных привычек. «Командирские» часы на руке сообщали, что пробежка задержит, скорее всего, время обеда, но после еды носиться по горам Алексу не хотелось, а вечером, как заметил он вчера, темнеть начинает рано.

Переступающими шажками, держа тело боком, чтобы не упасть при спуске, Алекс двинулся в выбранном направлении. Вновь показалось, что параллельно его движению за деревьями захрустели ветки, но Алекс не стал поворачивать головы, чтобы не оступиться на скользящей под ногами земле. Хруст сопровождал его ещё некоторое время, а затем стих, и Алекс, выбежав на ровную поверхность, перемещался по лесу легко и быстро, слыша только топот собственных ног, шелест листвы и редкие вскрики птиц.

Вдруг, оказавшись на прогретой осенней лужайке, он различил посторонние звуки, раздавшиеся одновременно с нескольких сторон. Алекс поднял глаза и застыл на месте. По ходу его движения, а также слева и справа, угрожающе рыча, с земли поднимались собаки. Они были разных пород, окраса и величины, числом двадцать или двадцать пять особей, целая стая, включая нескольких крупных овчарок-волкодавов, перемешанных бог знает с какой кровью. Одного взгляда на этих собак хватало понять, как далеки они от привычных спутников человека – помощников, сторожей и забавных домашних любимцев, равно как далеки и от уличных попрошаек, ведущих бродячий образ жизни. Здесь поднимались с земли совсем другие животные: вскормленные дикой природой, свирепые и жестокие. Они не признавали посторонних авторитетов, они привыкли утверждать право на существование с помощью зубов, когтей и основной своей силы – единства, когда жизнь единицы ничто по сравнению с интересом стаи.

Рычание потревоженных собак переросло в злобный хрип. Глядя на направленные к себе оскаленные пасти, Алекс попятился. Собаки двинулись на него. Алекс видел, как напряглись их тела, а глаза сделались беспощадны. С внезапной отчётливостью он понял, что на спасение жизни у него есть только секунда, спустя которую стая начнёт атаку. Стремительно развернувшись, он бросился бежать. И больше почувствовал, чем услышал, как возбудившиеся близкой добычей звери рванули следом.