Это было лестно. Атэ понял, что еще нужен кому-то. Более того – он мог попытаться искупить всё, что делал раньше. Цели Артария тогда интересовали его мало. Всё выглядело вполне благородно – ветеран помогает бывшим сослуживцам и одновременно укрепляет свои позиции при дворе. Тогда истинные цели Артария казались не важными, теперь же Атэ не хотел в очередной раз попасть в тиски приказов и слепо следовать чужой воле. Он старался вдумываться в каждое задание, которое получал, но именно это зацепило его сильнее других.
– Атэ, – услышал он тихий голос и, вскинув голову, обернулся, к магессе, – в этих бумагах – моя судьба? – спросила Рэна.
Атэ вздрогнул.
– Ты боишься? – спросил ведьмак.
– Конечно, – ответила чародейка прямо. – Только не говори, что защитишь меня, – торопливо добавила она. – Для этого ты хотя бы должен быть рядом. А ты собираешься меня отдать.
– Я не собираюсь, – возразил Атэ.
– Правда? – спросила Рэна, оборачиваясь к ведьмаку и медленно подходя к нему. Она опустилась на колени перед креслом Атэ и взяла его руки в свои. – Я хочу, чтобы ты знал, – сказала она медленно, – я сделаю для тебя всё в обмен на то, что ты меня не отдашь. Я чувствую, ты хочешь меня. Меня многому научили в темнице. Если ты хочешь этого, я… готова.
Атэ так резко втянул в себя воздух, что закашлялся. Рэна лишь сильнее сжала пальцы.
– Постой, я знаю, что ты хочешь сказать. Но я должна… – внезапно показное спокойствие магессы дало трещину, и слова полились из неё обжигающей лавой, полной скрытого страха и мучительной надежды. – Ты… можешь пользоваться мной. И постель – это не все, что я могу. Если захочешь, я буду учить тебя магии. Ты снова почувствуешь себя частью стихии – как в тот, первый раз. Я найду изначальных, которые захотят исполнять твои желания, и подчиню их тебе. Я могу даже вернуть тебе молодость и сделать её вечной. Но я не хочу снова туда, – она неопределённо мотнула головой, – я не хочу новой боли. Я не хочу кошмара, который будет длиться и длиться. Я не выдержу…
Атэ осторожно высвободился из рук Рэны и, сложив ладони чашей, взял в них лицо чародейки. Было мучительно слышать слова магессы, чья гордость корчилась, умирая, у ног ведьмака. Слова дались нелегко. Еще сложнее было выдержать интонацию:
– Ты права, я хочу тебя. Но не в качестве платы, Рэна. Не унижай меня этим предложением. И себя тоже. А что до остального… Почему ты уверена, что будет боль?
Рэна помотала головой.
– Ты ведь не знаешь всего, – продолжил Атэ. – Теперь, когда война закончилась, ты можешь уйти и потребовать права на своё наследство. Я вижу, что ты из благородных. Никто не посмеет тебе отказать.
Чародейка помотал головой еще раз.
– Я одна, – сказала она. – Я обо всём уже думала после твоего рассказа. Чтобы предъявить права, нужны союзники. При дворе, в суде, в армии – хотя бы где-то. Никто не станет слушать отступницу просто так. А тот, другой, которому ты хочешь отдать меня… Я не знаю его. Но все они несут боль. Я не выдержу ее больше. С тобой я могу говорить. Ты не знаешь, как это много – когда тебя слышат. Не затыкают тебе рот затрещиной или… чем-то ещё. Слова – это всё, что у меня осталось. Ты обещал защитить меня – так защити. Или хотя бы, – она протянула Атэ руки, всё еще закованные в сталь, – сними браслеты, чтобы я могла защитить себя сама.
Атэ опустил глаза на запястья магессы. Кандалы были аккуратно перемотаны лентами, чтобы края их не раздирали нежную кожу при каждом движении. У него больше не было повода держать магессу в оковах – та вела себя вполне мирно и почти не психовала. Это «почти» означало немало. Хотя Рэна и утверждала, что для магии нужен чистый разум, Атэ видел, как в отчаянии отступники вздымали огненные стены одним взмахом руки и направляли их в бой. Если и была в их голове ясность – то ясность безумия, которое не тревожила ни одна мысль.
– Я боюсь тебя, – сказал он прямо, – и ты это знаешь. Или скажешь, твоя магия никогда не убивала?
Рэна опустила голову.
– Хорошо, – сказала она тихо. – Считай, я ни о чём не просила.
День был испорчен.
Желая загладить вину, Атэ вывел Рэну в парк и, легко соткав над ними разноцветный зонт, повёл по заброшенным дорожкам. От зонта магесса отказалась. Было ли это следствием обиды, или Рэна действительно любила дождь – ведьмак не знал. В лёгких сандалиях, найденных Атэ в кладовой, чародейка шла по усыпанным гравием аллеям и то и дело подставляла лицо дождю. Атэ хмурился – он боялся, что повязка промокнет, и вода навредит глазам.